— Прости, княже, надобно мне на службу возвертаться. За угощение спасибо, сбитень у тебя славный девки варят… — Он задумался, несколько раз кивнул: — Сказал, сказал, передал, упредил… Вот еще, княже. Крым есть место страшное. Кровью и слезами русскими залит сверх всякой меры. Тяжело там человеку православному. Много ты полоняников встретишь, не счесть их там никакой силой. Каждого свободой одарить хочется, на землю святую возвратить, к дому, к родным и близким. Ты волю в кулак сожми, Андрей Васильевич. Хочется — а терпи. Всех выкупить все едино не сможешь. А на каждого размениваться начнешь — так для дела государева сил и серебра не хватит. Такой у меня будет завет… А может, и прав государь? Всех не освободишь, не выкупишь. Ради свободы, ради блага людского Крым надобно мечом, а не серебром вскрывать. Как Казань десять лет тому к покою и миру привели. Ну, прощевай, князь Андрей Васильевич! Успеха тебе. В добрый путь!
Дьяк, заметно покачиваясь и опираясь на посох, прошествовал к двери. Зверев пожал плечами. Странно… Корец, три кубка. Всего литра полтора не самого крепкого вина. Чего же его так развезло? Или он как сегодня к причастию ходил, да так с тех пор с пустым брюхом и остался? И ведь за столом тоже ни кусочка в рот не положил!
Андрей спохватился, кинулся провожать гостя — а тот вдруг развернулся в дверях, и служилые люди с треском скрестили посохи.
— Вот, — покачиваясь, опять сунул руку за пазуху Иван Михайлович, извлек ключ на тонком ремешке, протянул князю. — От сундука… Теперь точно все…
Широко расставляя ноги, словно моряк при качке, дьяк прошествовал по коридору, вывалился наружу. Больше уже не оглядываясь, спустился по ступеням, рухнул в сани.
— И тебе счастливого пути, — негромко пожелал ему вслед Зверев и махнул рукой: — Полель, ворота отвори!
Холопы торопливо укутали ноги хозяина медвежьим пологом, один запрыгнул на облучок, другой развалился сзади, на месте отданного сундука. Пара лошадей, не дожидаясь окрика, резво взяла с места и, подняв слабый снежный вихрь, вынесла возок на улицу. Зверев вернулся в дом, прошел в трапезную и с облегчением скинул шубу на скамью, поднял со стола оставленные грамоты.
— Значит, подорожная и письмо… — пробормотал он. — Интересно. Так быстро боярину Грязному Иоанн послание настрочить не мог. Вряд ли это для него столь важное дело, чтобы все планы ломать и к пюпитру бросаться. Заранее, стало быть, приготовил. И письмо, и подорожную, и сундук с товаром. Получается, знал государь, отчего я в Кремль спозаранку явился… Отчего же тогда поручение тайное при всех назначил? Мог ведь к себе вызвать или с Иваном Висковатым передать. Странно…
Расстегнув ферязь на груди, князь сунул грамоты между крючками, забрал масляную лампу, отправился в оружейную, вставил ключ в скважину, дважды повернул, поднял крышку, запустил руку в шелестящее перламутровое богатство. Нёб осетровых здесь набиралось ведер двадцать, не меньше. Каждое — формой и размером с ноготь. Трудно представить, сколько рыб пришлось разделать ради такого товара.
— Небось, весь улов на Руси за два-три года, — прикинул Андрей, захлопнул сундук и поднял лампу выше, оглядывая сокровище не менее важное, чем доверенное дьяком Висковатым. Рогатины, бердыши, щиты, пищали, сабли, топоры дожидались своего часа в холодной смертной невозмутимости. Князь втянул воздух сквозь крепко стиснутые зубы.
— Та-а-ак… И что же мы возьмем?
Предупреждение боярина Висковатого пришлось к месту. Кабы не он, Зверев явился бы на крымские земли, как и в прошлый раз, в полном вооружении. Однако дьяк Посольского приказа, при всей его заносчивости, дело свое знал и словам его следовало доверять.
— Та-ак… — Князь протянул руку между сверкающим полумесяцем секиры и хищным пером рогатины, поймал темную ременную петлю и вытянул на свет запылившийся от долгого безделья шарик с небольшим ушком наверху. Просунул в петлю ладонь, шарик опустил в рукав и поднял руку, давая ему возможность соскользнуть до локтя. Забытое ощущение — холодок у сгиба. А ведь Пахом когда-то не один месяц потратил, чтобы научить его пользоваться этим простеньким оружием с такой же легкостью, как собственными пальцами. — Вспомним детство?
Зверев быстрым шагом вышел во двор, огляделся, подманил волокущего от колодца ведра мальчишку:
— Андрей! Полешко у навеса подними и брось мне.
— Дык, княже, я сейчас воды лошадям налью, да в дом перенесу.
— Перенесешь, перенесешь, — согласился князь. — Но сейчас возьми любое и кинь мне.
Паренек поставил ведра, поправил шапку, подобрал ближнюю деревяшку и кинул Звереву куда-то за левое плечо. Князь резко повернулся, рубя ладонью воздух, послышался сухой стук, и полешко, резко изменив траекторию, врезалось в стену между нижними окнами.
— Во, здорово! — восхищенно вскрикнул мальчишка и кинулся туда, подобрал березовую деревяшку, покрутил, ткнул пальцем в довольно глубокую вмятину. — Вот, вот куда попало! Здорово! А мне так можно, княже?!
— Кистени в оружейной комнате есть, бери и тренируйся, — разрешил Андрей. — Холопы все где? Что-то я не вижу никого, кроме Полеля.