На шестой день, незадолго до заката, шлях вывел путников к древнему Ельцу, бывшему когда-то столицей не очень крупного, но гордого Елецкого княжества, что вступило однажды в войну с самим Тамерланом и заставило Железного Хромца отвернуть от Руси обратно на юг. Увы, вместо могучей крепости путники увидели перед собой лишь небольшой однобашенный острог от силы на сотню ратников, обнесенный частоколом и не имеющий, похоже, ни единой пушки. [10] Во всяком случае бойниц для крупных стволов взгляд нигде не обнаружил.
Разочарование Зверева было столь велико, что он велел не заворачивать к порубежной сторожке и править дальше. Однако острог приоткрыл ворота, и наперерез обозу помчались пятеро одетых в полный доспех всадников. Все как один — с курчавыми бородами лопатой. Андрей вздохнул, сдернул меховую рукавицу и полез за пазуху за грамотой.
— Здрав будь, боярин, — первым поздоровался он, протягивая подорожную. — Сеном у вас в крепости разжиться нельзя? Заплачу не скупясь.
— И тебе здоровья, князь, — кивнул один из воинов, принимая свиток.
— Нечто мы знакомы, боярин? — вскинулся Зверев.
— Под Казанью вместе рубились. Я из детей боярских князя Воротынского, — своего имени порубежник называть отчего-то не стал. — Товара-то мало у тебя, княже, для столь дальнего пути. Откель прибыток получить сбираешься?
— Коли государя мой товар устроил, так и тебе беспокоиться не о чем, боярин, — отрезал Андрей. — Так что про сено скажешь? Продадите возок, али как?
— Татары пять стогов по осени спалили, нехристи, — ответил Андрею бородач, медленно объезжая обоз. — Самим бы до весны дотянуть. Что в сундуке? Не с казной ли к татарам отъехать удумал, княже?
— Откуп за полон, — признался князь, решив не раздувать конфликта.
Ратники переглянулись, боярский сын свернул грамоту и протянул обратно Звереву:
— Прощенья просим, княже. Служба наша такая — за шляхом приглядывать.
— За сено, княже, прости, — добавил тот, что осматривал сани. — Вправду нет, вот те крест. Осторожнее будь за старицей, как от Сосновки отвернешь.
Шалят там ныне. Окрест мы душегубов распугали, но туда не доезжаем.
— Кто шалит? Татары, казаки?
— А кто их разберет? — пожал плечами порубежник. — Кочевий ногайских до самого Донца вроде нет. Казаки еще дальше в острогах зимуют. Но балует кто-то. Путники намедни сказывали, у Сейма обоз разоренный видели и кровь. Ноне-то, вестимо, замело. Успеха тебе, княже, в таковом деле. Бог в помощь.
— И вам спокойной службы, — кивнул Андрей, пряча подорожную. — Никита, трогай!
Уже через час Елец скрылся за взгорком, и путники снова остались наедине с Диким полем.
— Никита, Мефодий, огнива свои достаньте, — после недолгого размышления приказал Андрей. — Под рукой держите. А остальные все пороховицы проверьте в сумках, дабы не искать, коли понадобятся.
Однако день тянулся за днем — и ничего не происходило.
Сено кончилось аккурат при пересечении старицы, примыкавшей к реке, которая угадывалась под снежными наносами лишь благодаря ивовым густым зарослям, петляющим вместе с руслом. С этого дня холопы перед ночлегом разрывали снег на несколько шагов от лагеря — чтобы лошадям легче было добраться до заметенной мерзлой травы. Теперь их подкармливали овсом каждый день, и мешки тоже стали стремительно худеть. Правда, и скучная, как прошлогодняя газета, дорога постепенно перемещалась назад. За пять дней обоз добрался от Ельца до берегов Оскола, еще через десять дней путники пересекли по твердому, как камень, льду Северный Донец.
Пару раз Андрей замечал в удалении группки всадников по пять-десять человек и даже приказывал холопам разобрать с саней пищали — но каждый раз чужаки предпочитали исчезнуть, не приближаясь на расстояние выстрела. Похоже, вступать в схватку с отрядом вооруженных воинов татям показалось слишком рискованно. При таком раскладе коли и разживешься чем — по несколько жизней положить придется. А умирать разбойники отчего-то никогда не любили. Только убивать.
Еще три дня — и у самого горизонта путники заметили обширное темное, шевелящееся пятно. То ли табун, то ли стадо. Это означало, что они наконец-то выбрались из Дикого поля в степи Крымского ханства — северо-восточной окраины Османской империи. На следующий день неподалеку от обоза промчались два десятка всадников. Но приближаться тоже не стали — притороченные к седлам путников пищали произвели достаточное для дружелюбности впечатление. Что это за штука — ногайцы отлично знали.
Однако теперь, чем дальше обоз полз к Перекопской крепости, тем чаще Андрей вспоминал предупреждение о том, что в мусульманской стране христианам носить оружие запрещено. И когда тракт прошел между глубоко вдающимся в сушу лиманом Сюттень и небольшим городком из самых настоящих двухэтажных домов, пусть и окруженных многочисленными юртами, он приказал спрятать пищали в санях, под мешковиной и тряпьем. И только вечером сообразил, что в селении можно было попытаться купить сено для лошадей.
Дорога тем временем становилась все оживленнее. Навстречу путникам стали попадаться не только всадники или небольшие отряды, но и обозы в десять-пятнадцать телег. Татары поглядывали на русских недобро, но вслух никаких претензий не высказывали. Во избежание конфликта Андрей приказал править не по самому шляху, а немного в стороне, благо снега на побережье Черного моря было немного, чуть выше, чем по щиколотку, и сани в сугробах не вязли. Что хорошо в степи — так это равнина во все стороны, куда ни глянь. Где хочешь, там и поезжай. Ни тебе лесов и буреломов, ни тебе оврагов, ни тебе рек с крутыми берегами… Пока вокруг зима — без рек в степи даже удобнее.