Вода плотно прижала ткань к телу, скрадывая ощущение холода, быстро намокла и опала — но тело уже успело привыкнуть к температуре.
— Сделать теплее, господин? — спросила одна из рабынь.
— Да, — кивнул Андрей, откидываясь на край бочки за спиной и расправляя руки.
Невольницы поднесли и опрокинули внутрь ведро кипятка, потом еще и еще. Потом предупредили:
— Ты можешь обжечься, господин… Мы не можем наливать еще.
Вода и вправду была весьма горячей, но князь привык париться при куда большем жаре.
— Еще пару ведер добавьте, и хватит… — разрешил он.
— Ты можешь обжечься, господин, — заладила свое невольница.
— Кипятка, что ли, больше нет? — сообразил Андрей, усмехнулся и нырнул в бочку с головой, немного посидел внизу, отогреваясь, вынырнул назад: — Надеюсь, хоть мыло у вас не кончилось?
— Есть лавандовое, господин, розовое, жасминовое, лимонное, ореховое…
— Пусть будет лимонное, — решил Зверев, протягивая руку.
Но ему никто ничего не дал. Мылом невольницы покрыли свои ладони и принялись равномерными массирующими движениями намывать ему лицо, плечи, руки, голову. От их ласковых прикосновений Андрей сомлел, как пригревшийся на мартовском солнце кот, и потерял всякое желание протестовать. Когда верхняя часть тела была отмыта, девушки спрыгнули в бочку и продолжили столь же старательно оттирать от грязи остальное туловище.
От их ласковых прикосновений Андрей сомлел, как пригревшийся на мартовском солнце кот, и потерял всякое желание протестовать. Когда верхняя часть тела была отмыта, девушки спрыгнули в бочку и продолжили столь же старательно оттирать от грязи остальное туловище. Звереву отчего-то пришло в голову, что при всех преимуществах душевых кабинок, в них предусмотрено далеко не все… И что в своем времени он никогда в жизни не попробовал бы такого кофе и не помылся бы с такой тщательностью.
И что его решимость не нарушать более супружеский долг подвергается жуткому, нестерпимому испытанию…
Спустя час, чистый, размякший, отогревшийся, в состоянии блаженной усталости, он лежал в тепле и уюте на постели, подумывая о том, чтобы задержаться здесь еще на пару дней. Отдохнуть, привести себя в порядок. Все же до Бахчисарая еще не меньше пяти дней пути. Он не встал, даже когда внутрь вошел переодетый в халат Козелло, еще у порога склонившийся в поклоне:
— Плов готов, княже. Велишь подать немедля?
— Медля! — зевнул Андрей. — Что-то замучили меня так, что даже есть лениво. Разве через час. Как раз холопы из бани вернутся.
— Как скажешь, господин.
— Постой! — приподнялся на локте Зверев. — Я еду к хану, в Крым. Как мыслишь, коли на Перекопских воротах пищали под сено спрятать, их не найдут? Там стража с пристрастием за всем следит или токмо подать подорожную собирает?
— Вроде как сильно не присматриваются, княже, — пожал плечами невольник. — Да токмо кто знает, как судьба усмехнется? Сани маленькие, пищали длинные да тяжелые. А ну, заметит кто из янычар? Они на ятаганы быстры. Враз по горлу полоснут, пока оправдаться сбираешься. Басурмане, они султанского слугу за смерть христианскую карать не станут. Коли решишься, княже, вы лучше в сумерках округ Перекопа, по льду сивашскому езжайте. Он ныне еще крепок, не провалится. [11] Ночью никто не заметит. А то ведь магометяне и за то, что на конях едешь, осерчать могут, и за то, что не кланяешься, и за то, что посмотришь прямо. А коли оружие найдут — так и вовсе страх чего учинят. Сивашем же обойти, потом степь еще дня три-четыре — езжай и езжай безбоязненно. Кочевья на тракте сарацины не ставят, селений тоже нет. Безводные здесь степи. И захочешь, а не обживешь.
— Безводные? — встрепенулся Андрей. — Как же они стада свои поят?
— Колодцы роют. Глубокие. Сажен по пятнадцать, как у нас во дворе. Ближе воды нет. А там, за Перекопом и все тридцать сажен колодцы встречаются. Коли стадо напоить, али путника проезжего, то воды хватит. На крепость же прочную, али селение с ремеслом из колодца, знамо, не начерпаешься. Пересохнет.
— Ясно, Козелло, это понятно… — В голове Андрея уже созрел первый пункт доклада. Безводная степь за Перекопом — это важно, коли рать большую в поход вести. Тысяч пятьдесят конницы колодцем никак не напоить. Да и людям наверняка не хватит. И то, что Перекопом по льду обойти можно — тоже при планировании набега пригодится. — Подожди…
Зверев нашел в сумке еще несколько монет и высыпал невольнику в ладонь.
— Благодарствую, княже, — склонил тот голову.
— На выкуп серебра еще не накопил? — поинтересовался Андрей. — Много не хватает?
— Зачем мне выкупаться, князь? — пожал плечами Козелло. — Деревню мою татары еще тогда сожгли, возвертаться некуда. Строиться, семью заводить стар я ужо ныне. Здесь же привык к месту, дело свое знаю. Фряг, наш хозяин, добр и сверх меры уроками не изводит. Снеди хватает, спим в тепле. Вот на татарских подворьях — это да, тяжко.
Там полоняников вовсе за людей не считают. Кормят, как скот, держат там же, трудиться без сна и отдыха требуют, а коли ослабнешь, так режут без колебания и новых невольников берут. Караваны-то с полоном, что ни день, в Крым уходят. Здесь за них много серебра не просят. Вот и не жалеют басурмане свой скот двуногий. Года за три-четыре силы все высосут, ако пиявки болотные, да и в яму гнить бросают. Могут и живьем, случалось.
— Вот что, неси плов, что-то проголодался я за разговором, — вдруг решил Андрей. — Весь сон выветрился.