Для Васьки Грязного же казна оставалась бездонным сундуком, из которого деньги можно доставать сколько хочешь и разбрасывать без счета. Столько лет при ханском дворе в доверии просидел — а ничего ни для государя, ни для Руси сделать, выведать, выторговать не смог. Зато халатом и отрезом на новые портки — разжился.
Зверев промотал свиток, заметил означенную боярином цену. Свою персону Грязный оценил аж в пятнадцать тысяч полновесных рублей. Насколько князь Сакульский слышал, именно такое тягло вносил в казну весь Новгород целиком. Один опричник получался равным налогам с целого города.
Это был тот редкий случай, когда Новгород понравился Андрею значительно больше, чем его нынешний собеседник.
— Хан ничего менять не станет, — забеспокоился боярин, явно прочитав что-то у Зверева во взгляде. — Там уж и подпись, и печать. Учтено все в разрядных книгах до копеечки.
— Что учтено, коли ничего татары по этой росписи не получили? — грозно поинтересовался князь. — И не получат за жадность свою безмерную!
— Хан, это… — Васька Грязный сверху потыкал указательным пальцем в свиток. — Там доля султанская определена. Большая. Четверть. Коли выкуп снизить, то и казна Сулеймана Великолепного серебра не получит. А он правитель суровый.
Может и на кол посадить слугу нерадивого. За минувшие двадцать лет тут в Крыму аж пятеро ханов сменилось. Чуть султану не по нраву что — сразу р-раз, и другого присылает. Прежний же это… В немилость.
— Мне-то что? — пожал плечами Зверев. — Пусть хоть на кол Девлет-Гирея посадит, мне не жалко. Я даже помочь согласен. Коли крымским ханом меньше — так на Руси спокойнее.
Это предложение заставило боярина задуматься. Похоже, он не ожидал, что его покровитель может оказаться кому-то не по нраву. Но гость все равно мотнул головой:
— Не изменит ничего Гирей-хан в уговоре, не поступится. Подпись и печать есть, значит все.
— Передай, я хочу с ним поговорить.
— Он не станет! — твердо заявил боярин.
Теперь настала очередь задуматься Андрею. Он чувствовал, что боярин лжет, что при личном торге с ханом выбить дополнительную скидку наверняка получится. Но при всем том сделать ничего не мог. Иного выхода на здешнего правителя, кроме как через Грязного, у него не было, а тот организовывать встречу категорически не желал. Видать, успел преизрядно нахвастать своими возможностями и теперь стыдился продемонстрировать собственную никчемность. Кто его всерьез воспримет, коли им обговоренную и подписанную ханом грамоту русский посланник сразу рвет и нового уговора требует? Нет, Грязный его к хану не пустит. И что тогда?..
— Где, говоришь, наместник султана в Крыму сидит?
— Возле Балаклавы, в Кучук-Мускомском исаре, — напомнил боярин.
— Раз хан ничего изменить не может, придется ехать к наместнику.
— Верно-верно! — встрепенулся гость. — У него еще и списки из Гёзлёва быть должны. Из иных городов, мыслю, этим годом никто за Крым не ходил, откупаются. А Гёзлёв хоть и у моря, а степь округ. Оттуда ходят. Барас-Ахмет-паша поправить хана в силах. Обязательно поправит. Он ведь именем султана здесь правит. А хан Девлет-Гирей — от себя, согласно дозволения Сулеймана Великолепного.
— Я вижу, ты уважаешь османского султана, боярин? — поинтересовался Зверев.
— Я… — Грязный заметно смутился. — Здесь его все так называют, попробуй хоть букву недоговорить… Давай еще вина подолью, княже? Не грусти о думах своих. Молодой, знатный. Все исполнится!
Однако товарищеский дух из их беседы безнадежно выветрился. Не вдаваясь больше в долгие разговоры, они допили вино, и гость, вежливо распрощавшись, ушел. Причем явно без желания вернуться.
Андрей поднялся наверх, окликнул хозяина постоялого двора:
— Богдан, пообедать мне горячего чего сделай. Можно плов или хаш. И кофе. Кофе есть у тебя?
— Да, господин, — поклонился тот.
— Вот и хорошо. Кстати, холопы мои где, не знаешь?
— Прости, господин, не ведаю. Как до рассвета вышли, так не возвращались больше.
— Значит, голодными останутся. Как готово будет, приноси.
— Дык, княже, долго плов готовить-то. Может, пока суслика на вертеле запечь?
— Не нужно суслика, — отмахнулся Зверев. — Подожду. А вот кофе свари.
Выпив две чашки, Андрей поскучал у окна, обдумывая новые планы и ожидая обещанного плова. За минувшие сутки погода разительно переменилась. Небо заволокло низкими мрачными тучами, дышащими влагой, в окно дул довольно сильный ветер, несущий запах совсем недалекого моря. Однако ветер был теплый, а то и дело начинающий моросить дождь покрывал снежный наст глубокими оспинами, а местами размывал до самой травы.
— Оттепель… — Князь начал загибать пальцы, пытаясь вычислить сегодняшнюю дату, но вспомнить все дни долгого путешествия не мог, а потому во всех трех попытках результат получился разный. И тем не менее Зверев понял, что в Крыму начинается весна. — Еще немного, и сани станут обузой. По камням и земле много не накатаешь.
Наконец с лестницы послышался шум. Зверев различил осторожные шаги, развернулся:
— Уже готово?
Но в комнату крался не Богдан с большим казаном плова, а Никита, прячущий что-то за спиной. Следом, прикусив губу, пытался пробраться Мефодий.