Откровения османа смог прервать только его секретарь, вернувшийся со свитком:
— Я переписал весь полон в один список, досточтимый Барас-Ахмет-паша, — с поклоном подал он грамоту. — И скрепил ее твоей личной печатью. Осталось поставить только подпись.
Походная чернильница с пером находилась на поясе тощего турка. Барас-Ахмет-паша сам выдернул перо из горлышка и, не читая, украсил документ размашистой подписью с завитками.
— Уговор надобно утвердить у твоего господина, посол русов, — пояснил секретарь, — с его подписью и печатью доставить досточтимому Барас-Ахмет-паше. Коли расхождений по ряду не случится, то мы велим собрать к сроку полон на берег, ты же доставишь уговоренный откуп.
— Как здесь хорошо и покойно, — лежа на подушках и глядя на море, признал наместник. — Я рад, что ты приехал в исар и сказал мне столько приятных слов. Мыслю, я буду добр к тебе всегда.
В этом умиротворенно-безразличном состоянии Андрей и попытался его удержать. Теперь ему хотелось только одного: как можно быстрее уйти.
— Ты можешь уплыть на лодке, — сообщил тощий секретарь. — Внизу, под горой, есть причал. На лодке добираться в порт Балаклавы намного быстрее и удобнее.
— Благодарю, — склонил голову Зверев. — Но у меня у ручья люди. Я не могу их оставить.
— Воля твоя, посол русов. Ты можешь идти.
Андрей почтительно поклонился Барас-Ахмет-паше, сбежал по лестнице, под настороженными взглядами стражи пересек двор и вышел в открытые ворота. Только здесь он смог позволить себе схватиться за виски и застонать от боли. Но расслабляться надолго не следовало — все же вражеская твердыня над головой. Князь расправил плечи и быстро зашагал по тропе. Правда, спустившись с горки, он снова остановился и, морщась от боли, начал массировать голову. Когда резь немного отпустила, продолжил путь.
— Что с тобою, княже? Басурмане зашибли? — кинулись от стоянки навстречу Никита и Боголюб, но Зверев только отмахнулся:
— Все в порядке! Собирайтесь, дотемна еще верст пять пройти успеем.
Голова пульсировала огненным шаром, но ученик чародея ничего с этим поделать не мог. Взятая в плен чужая воля, удаляясь от хозяина дальше и дальше, устраивала в его черепушке настоящий бунт. Память подсказывала только один выход. Коли заклятие на побратимство связывало его с османом узами отныне и до смерти — значит, и избавить его от боли способна только смерть…
Однако Барас-Ахмет-паша был нужен князю живым.
Он должен был утвердить договор, он должен был отдать пленников. Если он умрет — тот, кто займет пост наместника, вряд ли так легко подтвердит уменьшенный чуть не втрое выкуп.
— Куда идем, Андрей Васильевич? — поинтересовался Никита.
— Куда? — Андрей задумался.
Секретарь наместника советовал ему плыть в близкую Балаклаву на лодке. Там порт, корабли, торговцы. Время уже теплое, снег несколько дней как сошел, листики на кустах зеленые, трава отовсюду лезет. А коли так…
— На дороге налево повернем, Никита. До порта отсюда день пути, не больше. Авось, повезет…
Время
Балаклава представляла собой огромный, длинный и извилистый водяной «чулок», зажатый между горными склонами. Не очень высокими и не очень крутыми — но все же весьма неудобными для передвижения вне извилистых утоптанных дорог.
Вход в бухту держала под прицелом древняя крепость Чембало, но основная жизнь кипела не в ней, а возле длинных причалов, плотно заставленных кораблями, среди многочисленных складов, беспорядочно настроенных в низине в конце бухты, возле двухэтажных домиков, прилепившихся к скалам вдоль берега над самыми волнами.
Издалека бухта напоминала один большой муравейник. Все постоянно шевелилось, двигалось, перетаскивалось. Сотни амбалов несли с причалов и на причалы тюки шерсти и тканей, корзины с солью и зерном, бочки железа и олова, короба зерна и сухофруктов. Ткани, пенька, солонина, шкуры, жир, парусина, канаты… Далеко не сразу становилось ясно, что все это добро люди не просто таскают с места на место, а загружают в трюмы одно, извлекают другое, упаковывают в дорогу третье, отбирают на припасы четвертое.
В этом глубоко погруженном в дела муравейнике никто не обратил внимания на два десятка путников, идущих чуть в стороне от причалов. Андрей оглядывал корабли, пытаясь на глаз отличить мореходные посудины от речных судов. Но здесь все больше собралось кораблей с глубокой осадкой и несколькими мачтами: нефы, каравеллы, бригантины, барки. Только пройдя больше половины бухты, Зверев наконец углядел низкую, широкобортную ладью с одной мачтой и небольшой надстройкой на корме. Князь повернул на причал, окликнул людей, заколачивающих киянками крышку трюма:
— Эй, православные! За хозяина кто будет?
— У себя хозяин, — указал на кормовую хибарку паренек с густыми рыжими кудрями. — А ты, никак, полоняников у татар выкупил?
— Да, — кивнул Андрей. — Коли на Русь поплывете, хочу…
— На Русь, — не дослушал его парень. — Коли с нами хотите, то условия простые: харч свой, на волоках и порогах нам помогать. Ветра не будет — с бурлаками в упряжке пойдете. Серебра же с вас не спросим. Грех деньги брать, кто из неволи басурманской вертается.