— Поверят, — решительно пообещал дьяк. — Коли товар малый, но ценный, так и купец налегке скакать может. Опять же грамота у тебя царская. Поверят, нет — тебе без разницы. Главное, подорожная имеется. Посему ни дозоров татарских, ни привратников ихних можешь не опасаться. Разве только в Диком поле казаки да душегубы татарские шалят. Вот с них, известное дело, спроса нет. Они на грамоты не посмотрят.
— Что же это за товар такой дорогой? — полюбопытствовал Зверев, подливая гостю вина.
— Нёбо волжского осетра.
— То, что у рыбы во рту? — дернув себя за бороду, уточнил князь. — Что же в нем такого ценного?
— Из него клей варят, Андрей Васильевич. Самый лучший, для луков. У них там, у османов, обычай есть такой: султан обязан ремесло какое-то знать, дабы в трудный час семью свою мог прокормить. Султан Сулейман Великолепный изволит изготовлять луки. И многие визири его и эмиры тоже примеру правителя следуют. Лучший же клей для луков из нёба осетра выходит.
— Это сколько же рыбы пришлось попортить, чтобы столько нёб набрать?! — поразился Зверев.
— Оттого и груз драгоценный, — кивнул дьяк. — Оттого знатные ханы и эмиры возьмут такой товар с огромной радостью и благодарностью.
— Оттого знатные ханы и эмиры возьмут такой товар с огромной радостью и благодарностью.
— Здорово…
— Но не забывай, княже, — вскинул палец боярин, — Крым, да и вся империя Османская безбожникам принадлежит, сарацинам. Их пророк Магомет запрещает убивать христиан и велит оказывать нам покровительство. Посему большой опасности для тебя не будет. Но к тем, кто не признает их поганой сарацинской веры, у магометян есть требования. Они всех истинно верующих называют «зимми» и требуют, чтобы те перед сарацинами унижались. Зимми запрещается иметь при себе оружие, зимми обязаны уступать любому сарацину дорогу, зимми должны им кланяться; зимми не может быть свидетелем и слово любого сарацина считается важнее его клятвы; зимми не должны ходить рядом с мечетью… Там много еще чего придумано ради унижения православных. Запомни, князь, сим законам ты обязан следовать со всей строгостью, ибо за их нарушение тебя могут убить на месте, и никакая грамота от сей беды уже не спасет. Да, чуть не забыл! Зимми запрещено ездить на таких благородных животных, как лошадь или верблюд. Только на ослах. Но и с осла зимми обязан слезть и поклониться, коли на пути ему встретился мусульманин.
Гость поднял кубок, немного отпил и продолжил, протянув второй свиток, из белой мелованной бумаги:
— Сие письмо для Васьки Грязного, одного из полоняников татарских. Два года тому по лихости молодецкой в набег на татар решил сходить с сотоварищи… — Дьяк криво ухмыльнулся, выпил еще. — Но, как сказывается, пошли по шерсть, да вернулись стрижены. Побили их татары крепко у Бабаева стойбища, а боярин Грязный так и вовсе в полон угодил. Василий сам из опричной тысячи, еще из первых избранных, и показать себя успел неплохо, в сотники едва не выбился. Опознали его. А может, и сам похвастался, с него станется. Как за соратника царского хан Девлет-Гирей за него аж сто тысяч рублей выкупа разом испросил! Государь же за шельмеца больше двух тысяч платить не велит. [9] Ты об том знай и на большие деньги не соглашайся. Иных знатных пленников в полоне нет ныне. За прочих же бояр велено платить выкупа двести рублей, за отроков и новиков сто рублей, али сто пятьдесят по делам их. За прочих ратников, стрельцов и холопов — не более ста рублей давать. Ты, княже, как письмо боярину Василию отдашь, у него же про пленников и спроси, каковые и сколько. Он, как знатный пленник, при шахском дворе живет, тамошних эмиров всех знает, про замыслы их ведает, в переговорах и диванах участвует. Девлет его даже отрезом золотым дважды награждал за советы умные и в делах татарских содействие.
— Пленника? — удивился Зверев, вновь наполняя кубок гостя.
— Отчего нет, коли старается? — пожал плечами Висковатый. — Его же не в железе в порубе держат, а как сотоварища. Оно ведь, судьба одни узлы вяжет, Господь иные пути чертит. Кто ведает, что за повороты жизнь сотворит? Сегодня врагами мы с татарами, завтра союзниками. К чему возможного союзника мукой напрасною терзать? От глядишь, сговорились бы по осени с татарами, поцеловали меч на верность друг другу, пошли бы общей ратью ляхов бить. Так боярин бы Грязный еще и с мечом, и в броне бы возле хана в седле сидел! Но не с нами, потому как все едино невыкупленный пленник… — хмыкнул заметно захмелевший дьяк. — Ох, и задал ты нам хлопот, княже, со своей Ливонией. Взять мы ее взяли, да чего теперь в ней делать-то? Добраться летом лишь по морю можно, рати по зимникам ходят да по трактам, и припасы так же возят. Хлопотно, дорого. По уму, надо бы Даугаву от схизматиков освободить и по ней ладьи купеческие пустить, зимой по ней же дорогу ледяную сделать. Куда как проще все было бы. Да токмо на реке сей Полоцк литовский стоит. Твердыня мощная. Не Псков, конечно, но с Варшаву размерами и числом ратников.
Не Псков, конечно, но с Варшаву размерами и числом ратников. Вот куда силу общую поворотить следовало! А приходится супротив Крыма в поход сбираться.
Дьяк Висковатый помолчал, потом решительно осушил свой кубок и поднялся: