Удар змеи

— В степи не страшно, — моментально спрятал тот чаевые. — Да токмо в селении, али у крепости какой легко побить могут. Да и до смерти.

— У меня подорожная государева. У нас с татарами уговор о невозбранном проезде.

— Коли побьют, подорожная опосля уж не воскресит, — пожал плечами Козелло. — А могут и с нею побить. Басурмане, чего с них взять. Они и за то, что верхом на коне едешь, иной раз христиан калечат, а уж за оружие и вовсе на грамоты смотреть не станут. Но у нас на дворе, княже, беспокоиться нужды нет. Хозяин не выдаст. Он хоть и схизматик, да не басурманин, гостей от магометян бережет. Чего на обед желаешь, княже? Могу ветчины принести, вина фряжского али немецкого.

— Нет, этого мы по дороге всласть наелись. Лучше чего-нибудь местного и горячего. Плов, например, у вас есть? Еще я слышал, кофе османы пить любят.

— Горький он, этот кофий, княже, просто спасу нет, — поморщившись, предупредил невольник.

— Ничего, потерплю ради экзотики. Как там насчет бани?

— Я уж послал, княже! — отчитался невольник. — Роберто воду для мыльни греет. Мыслю, через полчаса готово будет.

— Полчаса? Нет, тогда плова попробовать никак не успею. А кофе неси.

— Плов с сарацинской кашей велишь делать? С бараниной?

— Делай, как для всех. Сто лет татарской еды не пробовал.

— С изюмом? — все же уточнил невольник и склонился в поклоне: — Как помоешься, аккурат допреть успеет, княже. Кофе же ныне пришлю.

— Давай, давай, — отмахнулся от него Зверев, предвкушая давно забытый аромат из своего детства, скинул на скамью шапку, снял ферязь, стянул сапоги и прошелся из угла в угол, наслаждаясь прикосновением к ступням мягкого щекочущего ворса. Вот уже месяц его ноги дышали свежим воздухом только пару минут в сутки, когда он перематывал портянки, предварительно, вместо помывки, немного потопчась по снегу. Лучшее средство, если верить Лютобору, от грибков, простуды и чесотки. Баня да молитва — и те хуже действуют. — Никита! Белье чистое достань. И себе тоже, мыться все будем.

В дверь постучали и, не дожидаясь отклика, отворили. Внутрь кошачьей походкой скользнула широкобедрая раскосая смуглянка в овчинной накидке. Впрочем, накидка тут же, словно сама собой, скользнула на пол, обнажив покатые плечи и пышную грудь, подернутые лишь тонкой шелковой пеленой и украшенные множеством сверкающих бус.

Однако красота невольницы ничуть не тронула чувств Андрея Зверева — уж очень сильно всколыхнул в нем детские воспоминания тонкий горьковатый аромат, который струился из медной чеканной корзинки в руке гостьи. Выписывая бедрами широкие восьмерки, она прошла к столу… Но опустилась рядом с ним на колени, поставила «корзинку» на пол, ловким движением извлекла из нее чашечку размером в два наперстка с толстыми стенками, поставила на ладонь блюдечко, водрузила сверху чашку, быстрыми круговыми движениями перемешала джезвой раскаленный песок, что заполнял медную емкость, подняла и тончайшей струйкой наполнила чашку пронзительно-черным напитком.

Теперь запах кофе наполнил комнату до краев, проник в самые потаенные уголки. Андрей, мысленно удивившись жадности хозяина — это ж надо столь крохотные чашки для кофе подавать! — приподнял блюдечко, примостился на край стола, поднес угощение к губам, сделал пару глоточков… И тут же понял, что чашка слишком велика.

После первого же глотка сердце застучало, как у перепуганного зайчонка, после второго по жилам словно потек огонь и его бросило в жар. После третьего голова закружилась, как после кубка крепкого вина.

Нет, родного дома ему вспомнить не удалось. В двадцать первом веке он не пробовал ничего подобного!

Четвертый глоток, от которого зашумело в ушах, оказался последним. Головокружение прошло. Князь ощутил необычайную ясность в мыслях, легкость в движениях и желание раздеться и выйти во двор, чтобы обтереться снегом и тем хоть как-то избавиться от жары. Невольница же шуршала в ящике с песком, ухаживая за джезвой, словно за ребенком: сдвигала с места на место, постоянно подсыпала к стенкам песок, водила над ним ладонью, что-то отгребала, куда-то добавляла свежий. Андрей протянул чашку. Девушка на миг глянула ему в глаза, словно колеблясь, потом налила еще.

Зверев выпил залпом — и покачнулся. Горечь ударила в нос, прокатилась по горлу. Слух обострился необычайно, глаза различали каждую ниточку шелкового рисунка на противоположной стене, движения холопов казались вялыми и замедленными. Но мысли становились все более тягучими, и Андрей понял: еще наперсток, и он просто упадет, пьяный в стельку. Рука привычно нашарила монетку. Он кинул новгородку невольнице, кивнул. Девушка бесшумно поднялась, осторожно забрала чашку и мягкими, плавными кошачьими движениями скрылась за дверью. Или это после кофе так мерещилось?

К счастью, вместо невольницы в покои тут же заглянул Козелло, приторно улыбнулся:

— Вода готова, княже. Дозволь проводить.

«Мыльней» оказался сарайчик-мазанка в конце дома, выложенный изнутри, по полу и стенам гладкими плитами песчаника, с потолком из осиновых досок. Посреди этого благолепия стояла, полуврытая в землю, бочка почти в косую сажень диаметром, накрытая простыней. Здесь Андрея встретили три невольницы, одетые и вовсе в одни бусы. Пока князь размышлял, каким образом повежливее отказаться от их услуг, девушки ловко и умело лишили его одежды, под руки помогли подняться по приставной лесенке и придержали, когда он провалился, ступив на простыню, по грудь в прохладную воду.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95