* * *
Я больше не называю его «Поццо» с подразумеваемой строчной буквы — даже глубоко про себя. Он ведь не вещь, не животное, не игрушка, не кукла. Человек передо мной страдает и смотрит только внутрь себя, в свои воспоминания, на то, кем он больше не станет никогда. Я верчусь, как дьявол, танцую кукарачу, заставляю Лоранс вопить, подкарауливая ее, — но Поццо не обращает на меня внимания.
Что я вообще тут делаю. Он мог бы спросить у меня, почему я все еще здесь. Я сам себя об этом спрашиваю….
Нет, ему я скормил бы какую?нибудь хрень.
Я бы ответил ему, что остаюсь ради удобного канапе в стиле Луи?Филиппа в его комнате, откуда я не выхожу после смерти Беатрис. Квартиру под крышей я сдал подружке, и никто об этом не знает. Я человек порядочный, и, кроме того, она мне по нраву, поэтому я не стал брать с нее много. Сколько. Тысячу франков в месяц.
Гораздо ниже рынка..
Я бы ответил, что остаюсь ради «ягуара». И что я очень хочу, чтобы ему стало лучше, хотя бы немного, — тогда я смог бы уходить по ночам и возобновить свои ночные вылазки. «Ягуар» притягивает женщин как магнит. Я знаю, что среди тех, кто в него запрыгивает, я не встречу свою Беатрис. Тех, кто в него садится, интересуют только деньги.
Мы даже не знакомимся, это и не нужно. Как только дело сделано, я посылаю их на, чувствую себя засранцем и весьма тем горжусь..
— Это тачка моего босса. Если хочешь, подброшу тебя до метро…
Я бы ответил, что остаюсь, потому что мне нравится обедать в крутых ресторанах — крошечные порции за две тысячи франков, — а выходя оттуда, покупать себе греческий сэндвич на углу и с чавканьем пожирать его.
Я бы ответил, что остаюсь, потому что еще ни разу не слышал «Травиату» живьем и надеюсь, что он меня на нее однажды сводит (он как?то дал мне послушать отрывки и рассказал сюжет; тоска зеленая, я чуть не сдох от скуки).
Я бы ответил, что остаюсь, потому что мне охота развлекаться, ведь я?то жив. Жизнь дана, чтобы веселиться, а это проще делать, когда есть деньги. И, кстати, деньги?то у него есть, и он тоже жив!
Я бы ответил, что остаюсь ради его денег. Впрочем, так думает большинство его друзей, и далеко не все из них это скрывают. Так жаль разочаровывать столь убежденных людей, забальзамированных в собственных мнениях. Дивное зрелище!
* * *
Поццо бы снова спросил:
— Абдель, почему ты все еще тут?
Но я бы не ответил, что остаюсь ради него.
Ведь мы все?таки не собаки.
* * *
Я одел его в жемчужно?серый костюм «Черутти», синюю рубашку, золотые запонки и галстук с кроваво?красными полосками. И каплю «Саваж» — туалетной воды, которой он пользуется уже тридцать лет, той самой, что любил его отец. Я причесал его и пригладил усы.
— Куда ты меня везешь, Абдель?
— Как насчет устриц? Страсть как хочется принять дюжину устриц…
Облизываюсь и поглаживаю живот. Он знает, что я терпеть не могу устрицы, особенно летом, когда они молочные. А мсье Поццо их обожает — с лимонным соком и соусом из лука шалот. За ними нужно ехать в Нормандию.
— Врубим музыку? Что бы вы хотели послушать, месье Поццо?
— Густава Малера.
Приложив под нос два пальца, я изображаю нацистские усики, немецкий акцент и яростно выкрикиваю:
— Густафф Малер?! Ach nein, herr Поццо! Вам не повезло!
Он слабо улыбается. Для начала уже неплохо.
* * *
«Ягуар» — тачка великолепная, но опасная. Скорости вообще не чувствуешь. Машина летит, парит, и ты ничего не замечаешь вокруг. По дороге в больницу Раймон?Пуанкаре в Гарше я не заметил, что «ягуар» мчится как взбесившаяся лошадь. Нам с месье Поццо было хорошо, мы слушали по радио какую?то симпатичную симфонию — из тех, что можно услышать в соцстрахе, когда им звонишь и ждешь связи с нужным спецом.
Но тут нам на хвост в районе моста Сен?Клу сели два мотоциклиста. Я заметил их в зеркало заднего вида. На спидометре сто двадцать семь километров в час. Всего?то. Месье Поццо сегодня в форме, и я прощупываю почву..
— За нами едут два копа, нас сейчас арестуют.
— Неужели, Абдель? Мы опоздаем.
— Не обязательно, месье Поццо. Изобразите, пожалуйста, как вы выглядите, когда у вас хреновый день.
Полицейские приближаются.
— Хреновый день… Что ты конкретно имеешь в виду?
Я корчу жуткую рожу, и он хохочет.
— О нет, месье Поццо, не смейтесь! Сейчас вы должны страдать! Давайте, я на вас надеюсь!
— Абдель, нет! Абдель!
Я сбрасываю скорость, включаю поворотник, съезжаю на обочину и опускаю стекло.
— Абдель!
— Три, два, один… Страдайте!
И больше не смотрю на него, боюсь засмеяться.
Я поворачиваюсь к копу, который осторожно подходит ко мне. Изображаю полную панику:
— Это мой босс, у него приступ! Он тетраплегик! У него гипертонический криз, я везу его в Гарш, и у нас нет времени, он вот?вот умрет!
— Выключите двигатель.
Я нехотя подчиняюсь, ударяя по рулю.
— Говорю вам, нельзя терять ни минуты!
К нам подходит второй полицейский. Он обращается к моему пассажиру.
— Месье, пожалуйста, опустите стекло. Эй, вы меня слышите!
— Как он опустит стекло? Вы знаете, что значит «тетраплегик»? Те?тра?пле?гик!
— Он что, парализован?
— И вы лидер, браво!
Полицейские смотрят на меня. Им не нравится мой тон, они чувствуют, что ситуация выходит из?под контроля, и злятся. Я искоса смотрю на месье Поццо. Он прекрасен. Уронил голову на плечо, привалился к окну, закатил глаза и… страда?а?а?а?ает. Месье выглядит совсем не так, как в те дни, когда ему действительно плохо, но об этом знаю только я..