* * *
Я не прикасался к письмам из Алжира. Те, кто их писал, меня не интересовали. В моем мире их не существовало. Я даже не помнил их лиц. Они никогда не приезжали во Францию, а мы не ездили к ним.
Белькасим и Амина были простыми, но не глупыми людьми. Они понимали, что жить в Париже лучше, чем в Алжире, и никогда не скучали по той дыре, из которой выбрались. Они не складывали пирамиды из матрасов на крыше своего фургончика, отправляясь летом в большое путешествие на родину. На берегу Средиземного моря жили трое моих сестер и брат.
Но для меня их не существовало. Равно как и я не существовал для них. Мы — люди, чужие друг другу. Я был чужим для всего мира, свободным как ветер и никому не подчинялся — да никто и не пытался подчинить меня себе..
11
Вообще?то это была неплохая идея — поручить меня инспектору по делам несовершеннолетних. Я больше не получаю стипендию, а она дает мне денег. Немного, но на шаурму с картошкой и проездной хватает. Раз в три недели я прихожу к ней в кабинет, и она выдает мне конверт. Если мне, например, малы кроссовки (я ведь расту), она добавляет еще несколько купюр..
Она не понимает, что чем лучше ко мне относится, тем наглее я этим пользуюсь. И мне все сходит с рук! Максимум, что она может, это прочитать пару нотаций.
— Абдель Ямин, я надеюсь, ты не воруешь?
— Что вы, мадам!
— Это, кажется, совсем новый свитер? И очень красивый.
— Мне его купил отец. Он работает, у него есть деньги.
— Я знаю, что твой отец — серьезный человек. А ты, Абдель, уже решил, чем будешь заниматься?
— Еще нет…
— Но что же ты делаешь целыми днями? Я вижу, что ты в спортивной куртке и в кроссовках. Ты занимаешься спортом?
— Ну?у… Можно и так сказать.
* * *
Я бегаю. Я все время бегаю. Со всех ног, чтобы удрать от копов, которые гонятся за мной от Трокадеро до самого Булонского леса. Я сплю в электричках, и сплю я мало. Раз или два в неделю снимаю номер в «Формуле 1»[17] — чтобы принять душ. Ношу только новую одежду, а когда она пачкается, просто выбрасываю..
У подножия Эйфелевой башни толпятся туристы. Они фотографируются — щелк?щелк, кругом вспышки «кодаков». Воспоминания на пленке, фотоаппараты в сумках, дело в шляпе. Американцы вообще не следят за своими вещами. Фотоаппараты они держат небрежно, едва зацепив шнурок пальцами, в руках у них — груды пальто, бутылки с водой и сумки, которые мешают ходить..
Я даю уроки тем, кто тоже хочет приобщиться к профессии. Обучаю молодняк. Небрежно, с рассеянным видом, засунув руки в карманы, я подхожу к мужчине, который любуется видом. И внезапно, ловко, как мангуст, выхватываю у него фотоаппарат, убегаю на запад — через сады Трокадеро, по бульвару Дельсер, улице Пасси — и спускаюсь в метро на станции «Ля Мюэтт».
.
Американец едва опомнился и вызвал полицию, а я уже сбыл с рук украденное. Вся цепочка отлично отлажена. Штаб?квартира у нас — на станции метро «Этьен Марсель». Здесь всегда можно найти того, кто купит видеокамеру, плеер, часы, солнечные очки «Рэйбан». За бумажниками я не охочусь — пустое дело. Сейчас все расплачиваются карточками, почти никто не носит с собой наличные.
А вот за всякую технику я выручаю неплохие бабки. Тем более у меня много бесплатных подручных. Они болтаются на Трокадеро, но им не хватает смекалки или они еще не выбрали, с кем они — с ворами или с честными людьми. Это дети лавочников, служащих, учителей, рабочих. Они, идиоты, прогуливают школу — время от времени, не так, как я.
Они ищут адреналина, но не уверены, что он им жизненно необходим. И они готовы рисковать ради моих прекрасных глаз. Глаза у меня, кстати, карие, маленькие — ничего особенного..
Они считают, что я крут. Им одиноко, им хочется ненадолго заглянуть на темную сторону, но они росли в другой среде и не знают, как это сделать. Не знают того, чему мы учились на улице и во дворах. Они похожи на щенков, которые приносят хозяину палку и, высунув язык, виляют хвостом, ожидая кусочек сахара.
Они воруют для меня. Если нужно, они дерутся. Тоже ради меня. Они приносят мне товар, который не могут сбыть сами. И все это в лучшем случае за спасибо, денег за это они не получают. Мне их жалко. Они мне нравятся..
12
Меня ловили. Один раз, два, двадцать. Всегда одно и то же. Наручники, арест, продолжительный или не очень. Сегодня вот меня замели за то, что я поссал на конную статую маршала Фоша. Он так похож на Счастливчика Люка на его верном Джоли Прыгуне[18].
— Нанесение ущерба государственному имуществу. В камеру. Завтра увидимся.
— Но мои родители будут волноваться!..
— Не будут. Мы их предупредим. Они будут знать, что сегодня ночью ты точно в безопасности.
Я заказываю сэндвич с доставкой. Протягиваю двадцать франков дежурному, который с опаской смотрит на меня. Из новичков, еще боится нас, злодеев, — но таки бежит мне за бутером.
Он меня раздражает, и я ору на него:
— Эй, урод! Я сказал: кетчуп и горчица, и никакого майонеза! Ты даже простой заказ не можешь выполнить! Отличное приобретение для органов правопорядка, нечего сказать!
В одном углу камеры какой?то бомж потягивает вино, в другом хнычет старик. Из открытой двери кабинета раздается голос: