— Ну да.
— Ох… Теперь понятно, почему дознаватель не мог от тебя ничего добиться.
— Почему это, понятно?
— Ужасный Рэйден Ра-Гро, который никого не любит, трогательно заботится о домашнем питомце! Ну и новость! Будет, что рассказать на следующем балу.
— Ты этого не сделаешь.
— Сделаю.
— Не сделаешь!
— Сделаю!
— А я говорю…
Резкий хлопок ладонями по столу.
— Ладно, подурачились, и будет.
— Никому не скажешь? — Жалобно заглядываю в сталь серых глаз.
— Никому.
— Никому.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Правда-правда?
— Рэй! Тебе не двенадцать лет, в самом деле! Может, еще мизинцы скрестим? Для пущей верности?
— Было бы неплохо, — мечтательно почесываю шею.
— Не дождешься! Все, шутки в сторону. Когда ты почувствовал хэса?
— Когда добрался до рыбки-вонючки.
— Расстояние?
Вспоминаю исходную диспозицию.
— Фута три.
— А говоришь, не напивался! — Укоризненно замечает Виг, и я пожимаю плечами. Нет, не виновато: всего лишь соглашаюсь с фактом, которым меня ткнули в нос. Тот самый нос, которым и работаю.
А допрос продолжается:
— Что смог различить?
— Неуверенность. Напряженность. Страх. Пожалуй, страха было больше всего.
Не грешу против истины, но и всей правды не говорю. Да, тоненькая девчушка, которую грубо вывернули из корзины на каменные плиты солдаты Городской стражи, была напугана. Почти смертельно. Но на мгновение пустив в себя чужие чувства, я ощутил то, что было гораздо хуже страха. Отчаяние. Полное и беспросветное.
Когда человек боится чего-либо, это заставляет его действовать, так или иначе. Прятаться. Бежать. Сражаться, в конце концов. Но когда приходит отчаяние… Не того рода, что бросает людей на поле боя в последнюю атаку, нет. Отчаяние осознания бесполезности действий. Каких бы то ни было. Отчаяние, холод которого заставляет все мышцы цепенеть, и ты можешь лишь обреченно взирать на происходящее, ожидая, пока коса смерти доберется до твоей шеи… Девчушка была больна именно таким отчаянием. А младенец на ее руках не испытывал иных чувств и не знал других мыслей, кроме голода, о чем громогласно заявлял всю дорогу до Поста Стражи.
Все же, незачем Вигу знать ВСЕ мои впечатления. Делу не поможет, а выворачиваться наизнанку еще раз не хочется. Даже на бумаге, в скупых словах протокола задержания.
— А другое ?
Вопрос был задан тем самым тоном, который только подчеркивает важность: нарочито безразличным.
Я подумал и сказал:
— Нет.
— Уверен?
— Ну-у-у-у-у…
Виг взял со стола бронзовый колокольчик и позвонил. Меньше, чем через четверть минуты, в кабинет вошли двое солдат, сопровождающие виновницу переполоха, оторвавшего ре-амитера от постели больной дочери.
Хрупкая, это верно. Но не такая уж маленькая, как сначала показалось: макушкой достанет до моего подбородка. Белобрысенькая. Кожа — бледная до желтизны, и вены на кистях рук, вцепившихся в кулек с младенцем, кажутся зелеными. Глаза… Черные. Совершенно. А может, просто зрачки расширены до предела. Да и какая разница? Мне с этой девчонкой по жизни вместе не идти — зачем разглядываю? А впрок: пишу очередную главу своей славной деятельности. Герой! Ха! Ребенка поймал. Даже двух. Теперь мне за это медаль дадут. Большую и деревянную. Как главному борцу с детьми. Потому что хоть они и хэсы, но в первую очередь — несовершеннолетние. А мое грубое вмешательство в нежное детское сознание могло привести к… И привело: вон, с каким ужасом девчонка на меня косится. Даже на прямой взгляд не решается.
— Что скажете, dan? — Виг нервно постукивает пальцами по столу.
Не отвечаю, сосредотачиваясь на ощущениях.
Так, посмотрим. Точнее, понюхаем.
Рыба. Конечно, куда ж без нее? Отбрасываем. Сухая трава. Наверное, в трюме была солома. Молоко. Теплое и сладкое.
Молоко. Теплое и сладкое. Молоко матери? Нет, больше похоже на животное. Скорее всего, козье. И правильно: самое полезное для малышей. А поглубже? Под ворохом приблудившегося извне? Умиротворение и безмятежность. Хрустальная ниточка аромата невинных полевых цветов. Это все касается младенца, а что у нас с дитем постарше?
Страх никуда не исчез. Отчаяние… Стало чуть слабее. По принципу: если сразу не порешили, глядишь, обойдется. Нет, милая, бывают и отложенные к исполнению приговоры. Но в твоем случае… Ххаг! Все-таки dan ре-армитер прав: перепил я вчера. И сильно перепил. А выпивка не только горячит мою кровь, но и притупляет ее полезные свойства. Не надолго, правда, но именно сейчас я почти ничего не чувствую. Так, на самой грани восприятия. И на ней… Или мне кажется? Сладость. Чуточку приторная. Нет, это от младенца идет: они все похожим ароматом пропитаны. Впрочем…
Взгляд черных глаз обжег мое лицо сильнее летнего солнца, стоящего в зените.
Ну зачем же ты так смотришь?! Зачем? Не топи меня в своем отчаянии, милая!
Вздрогнув, словно услышав мой мысленный вопль, девчонка отвела глаза, а я облегченно перевел дыхание.
— Итак? — Нетерпеливо интересуется Виг.
— Я не в претензии.
— Уверены?
— Да.
Все равно, ничего, кроме безысходности, сейчас в моей душе нет. А признаться, что мое состояние слишком слабо соответствует «рабочему» не могу. Стыдно.
— Подпишете протокол?
— Да. Если позволите, зайду завтра на Остров.