Он на долю мгновения переводит взгляд на раненую руку, но тут же снова смотрит вперед. На меня.
Ага, в левую переложить не пробует. «Однорукий»? И тут повезло. Шанс нарваться на «двурукого» был больше, потому что среди гвардейцев очень много тех, кто одинаково держит ковырялку и правой, и левой рукой. Впрочем, вполне возможно, Дагерт филигранно владеет кинжалом или метательными ножами: тогда ему незачем приучать вторую руку к тяжести длинного клинка. Все может быть…
А сдаваться не намерен, даже очевидно проигрывая. Жаль. Сдаваться тоже нужно уметь, иначе умрешь раньше отпущенного времени.
Выпад, захват, рывок — шпага, глухо звеня, ударяется о паркет, полировка которого изрядно пострадала от наших «плясок».
— Еще?
Острие моего клинка останавливается на расстоянии ладони от груди Дагерта, и я позволяю себе то, чем никогда не балуюсь в бою. Смотрю в карие глаза, не утратившие ни искорки.
— Еще?
Несильный, но упрямый удар подбрасывает полосу стали вверх.
— Оставь его.
— Мы еще не закончили спор.
Она стоит, с трудом удерживая слишком тяжелую для нее шпагу в одной руке и борется с желанием перехватить рукоять поудобнее. Борется потому, что знает: нельзя ни на мгновение выказать слабость. Со мной — нельзя. Кто бы мне еще объяснил, почему Наис вбила это в свою хорошенькую головку так крепко, что никакими клещами не вытащишь?
— Оставь его.
— Не вмешивайся. Тебя это не касается.
— Меня? Не касается?
Она находит в себе силы усмехнуться, криво и зло.
— Оставь его… чудовище.
О, что-то новенькое. Я получил новое звание? Хотелось бы верить, почетное.
— Отойди.
— Или?
Она упряма, как тысяча ххагов. Но не упрямее меня.
— Или я буду драться с тобой.
Короткий обреченный выдох.
Короткий обреченный выдох.
— Так дерись!
Наис смотрит мне в глаза. Прямо. Не пряча чувств. Первый раз за столько дней. Я уже успел забыть, как прекрасен ее взгляд, глубокий, как небо над головой, в котором, если приглядеться, можно увидеть звезды…
Готова встать на защиту кого угодно, только бы не быть на стороне супруга. Какая досада! Что ж, ты этого хотела.
Моя рука идет назад, самую малость, чтобы выпад получился стремительнее и…
— Dan Ра-Гро! Вы перешли все границы!
Не скажу, что голос королевы, даже исполненный праведного гнева, способен на меня как-то повлиять, но если к нему присовокупить бряцание кирас дюжих гвардейцев, я, пожалуй, сначала немножко подумаю, а потом уже буду действовать. По обстоятельствам.
Ее Величество Руала все же соизволила прибыть на собственноручно устроенный прием, который, надо признать, удался на славу. Битая посуда имеется? Имеется. Кровь пролитая прилагается? Прилагается. Испуганные daneke в наличии? А куда они денутся: вон, спрятались за спинами мужей и стражников, довольные, что успели наябедничать королеве о творящемся в ее резиденции непотребстве, учиненном, как водится, главной бедой и наказанием Антреи.
И какие же неотложные государственные дела так донимали нашу добрую правительницу, что она отвлеклась только на звон клинков? Наверняка, рассматривала очередного кандидата в супруги. Не «глаза в глаза», разумеется, а по точнейшим и беспристрастнейшим описаниям доверенных лиц. Того и гляди, выйдет замуж, осчастливит нас всех наследниками и ударится в тихую семейную жизнь… Нет, не допустим! Кто же управлять городом будет, как не она?
А будущему мужу есть, в чем позавидовать, потому что Руала не последняя красавица при собственном дворе. Высокая, полнокровная, статная, но это «стать» ласковой домашней кошки, а не того зверя, который режет в предгорьях овечьи стада. Даже темно-рыжий огонь волос и тот уютный, как пламя очага. Только глаза портят картину: желтые, немигающие, как у настоящего хищника. И мало что выражающие, чем ставят в тупик послов дружественных стран, поскольку прочитать в них мысли королевы не удается никому.
Все-таки, собиралась Ее Величество на прием: шелк платья — нежно-розовый, а по нему затейливым узором рассыпаны крупины кораллов. Тяжеленький наряд верно получается…
— Как вы осмелились обнажить оружие в пределах королевской резиденции?
Ай умница! Никогда не скажет «моей резиденции», уважая волю горожан, некогда наделивших властью ее прапрапра-какую-то-там-бабку. Вот за это Антреа и любит своих королев. За долгую память.
— У меня были на то основания.
— Лучше вам, в самом деле, иметь таковые, dan. Вы отдаете себе отчет в содеянном?
— Как всегда, Ваше Величество.
Желтые глаза щурятся.
— Ваше «как всегда» означает все или ничего?
— Выбирайте на свой вкус.
— Выберу, — обещает Руала. — А до тех пор вы будете содержаться под стражей.
— И долго продлится мое ожидание вашего решения?
На полных губах появляется ехидная улыбка:
— Как всегда.
— Отлично, — кланяюсь, с поправкой на корсет, поэтому выходит излишне сухо. — Я не тороплюсь. Более того, я и сам не покину место заключения, пока…
Какое бы условие поставить? Реальное, но невыполнимое? Взгляд пробегает по толпе придворных, задерживаясь на красном сукне камзола Дагерта, на предплечье которого медленно, но верно расплывается темное пятно.
— Пока вот этот dan не принесет мне свои искренние извинения!