— И… как бы ты поступил?
Я потянулся, разминая плечи и спину, потом подумал и сел на пол, прислонившись к стене рядом с дверью и вытянув ноги.
— Не знаю.
— Вот видишь!
О, звучит как обвинение.
— Правда, не знаю. Но причинять вред я бы не стал. В любом случае. Может, согласился бы на тот же «сон», а может, сразу отпустил бы восвояси. Сейчас, когда задумываюсь, понимаю: своевременное предупреждение избавило бы меня от потерь. Но сделанного не воротишь, верно?
Ключ повернулся в замке. Дверь приоткрылась, и над моей головой раздалось тихое:
— Сердишься?
— На тебя? Сержусь. И на себя — тоже. Возможно, я только что породил на свет очередную глупость, вот только не жалею об этом. Странно, да?
Олден вздохнул и пристроился на полу рядом со мной.
— Ты мог бы меня прибить.
— Потерять трех человек за одни сутки? Трех близких человек? Я, конечно, дурак, но не настолько же!
— Знаешь что, Рэйден…
— А?
— Она плакала.
— Плакала?
— Не могла поверить, что ты ни разу… никогда ее не «читал».
— Я и тебя не «читал».
— Знаю. Я попытался ей объяснить, сказал, что ты не любишь это делать, и если уж приходится, то…
— Удовольствия не получаю.
— Да, так я и сказал.
Я повернул голову к Олдену.
— И?
Рыжик вздохнул, рисуя пальцем круги на пыльном полу.
— Да откуда я знаю… Лучше бы ты сам ей все это выложил!
— Нет. Мои объяснения Кири не стала бы слушать. Не смогла бы услышать , о чем я говорю.
Взглянувшие на меня карие глаза укоризненно вспыхнули:
— Она вовсе не дура, Рэйден.
— Дело не в уме, Олли. Дело в привычке. Привычка — самый страшный враг, с которым нам приходится бороться. Враг, которого очень трудно победить.
— Ты о чем?
— Кири привыкла видеть во мне господина, способного в любой миг заставить выполнять нелепый каприз.
— Но ведь ты так и делал! Будешь отпираться?
— Не буду.
Я прижал затылок к стене.
— На моем счету столько совершенных ошибок, что их хватило бы на десяток жизней. Молодой был, глупый, не понимал, что отдающий приказы ответственен за их исполнение вдвойне, потому что и дело должно быть сделано, и исполнитель не должен пострадать, никоим образом.
— Жалеешь?
— Нет.
— В самом деле?
— А стоит ли? Повернись время вспять, и я натворю ровно столько же глупостей.
Олден попробовал возразить:
— Но ты же уже будешь знать, чего не нужно делать!
— Того, чего я не знаю, гораздо больше.
Он промолчал, угрюмо сопя рядом.
Веки опустились сами собой, и дремота сразу же скользнула в усталое сознание. Боги, сколько же вы мне отмеряли сегодня… И были уверены, что выдержу? Наверное, были, иначе пощадили бы мое истрепанное тело и порядком прохудившийся разум.
Боги, сколько же вы мне отмеряли сегодня… И были уверены, что выдержу? Наверное, были, иначе пощадили бы мое истрепанное тело и порядком прохудившийся разум.
— Ты так и собираешься здесь сидеть?
Я спросил самого себя и честно признался:
— Прости, Олли: у меня нет сил добраться до постели.
— Но спать на полу…
— Надеюсь, до вечера доживу.
Судя по шорохам, рыжик вскочил и шмыгнул в лабораторию, пошуровал там и что-то притащил.
— Вот! Ложись!
— М-м-м-м?
Правый глаз все же удалось приоткрыть.
О, тюфяк. Не больно-то толстый, но от прохлады пола защитит. Как трогательно.
— И часто ты ночуешь там, где работаешь?
— Приходится, — буркнул маг.
Я переполз на набитое сеном ложе. Сверху опустилось одеяло. Теперь можно спать с чистой совестью, вот только…
— Ты отправил кого-нибудь?
— Куда?
— Кота покормить.
— Отправил, отправил! Спи уже!
— Спасибо…
Сквозь наступающий сон я услышал:
— Как ребенок, право слово!
А потом все звуки затихли, даруя долгожданный покой. Но нырнуть в него сразу не удалось, потому что сознание клевала все та же мысль: должно как можно скорее разобраться с убийцей. До того, как она начнет свое шествие по трупам очарованных горожан, а такого исхода ждать недолго, потому что если мои чувства не лгут, незнакомка безумна, как тысяча ххагов, и я должен ее остановить.
Но прежде мне необходимо… Мне нужна свобода действий. И я ее обрету.
Кинн-Аэри, королевская резиденция
вторая треть вечерней вахты
— Бедняжка, как неважно выглядит… Говорят, он тяжело ранен. Дорогая моя, это правда? Скажите, не мучайте нас догадками!
— Не вынуждайте меня разглашать государственные тайны, я знаю не больше вашего! Мой супруг предан трону, а не собственной жене.
— Не хитрите, Кинта! Ни один мужчина не устоит перед вашим очарованием! Признайтесь, ведь вы уже обо всем расспросили? Расспросили, правда?
— Ах, daneke, daneke, вы терзаете меня, как палачи! Все, что мне сказал супруг…
Решив подлить своего масла в огонь разгорающихся сплетен, я шагнул к задушевно беседующей компании, состоявшей из молодящейся жены амитера и двух ее закадычных подружек.
Daneke Кинта — яркая брюнетка, очарование которой слегка умалялось желтоватым оттенком кожи, заметив, что в ее сторону движется неприятель, замолчала и шикнула на остальных, мигом прикусивших языки. Впрочем, рыжекосая Олика и Силима, пепельные волосы которой были взбиты в высокую копну, напоминающую о лугах в пору сенокоса, ничуть не были раздосадованы, поскольку вместо довольствования пересказом из третьих уст получили возможность воочию убедиться, насколько сильно пострадал предмет их нынешнего недолгого интереса.