— Соответственно, таковых в город не пускают?
— Не пускают.
— А вы как раз служите…
— Я возглавляю эту службу.
Он нахмурился, видимо, сопоставив полученные сведения и собственные впечатления:
— Но тогда вы не должны лично встречать каждого приезжего.
— Почему?
— На это должны быть подручные.
— Не-а.
— Что?
— Их нет.
— Почему?
Начинает повторяться с вопросами. Наверное, от удивления, которое становится все заметнее.
— А вот. В этом смысле я сам себе и командир, и солдат. Изо всех жителей Антреи только я один могу определить расположенность к безумию.
— Интересно. Ваша способность… естественная?
— Нет.
Он помолчал, задумчиво скрестив руки на груди.
— Знаете… Не надо больше ничего рассказывать.
— А это вовсе не тайна. Вся Антреа знает, что я — измененный .
Джерон сдвинул брови и пристально посмотрел на меня. Просто посмотрел, но в какой-то момент я почувствовал: что-то происходит. Ощущение не было неприятным и напомнило мне мои собственные чувства, когда кого-нибудь читаю . А потом все снова успокоилось, и парень, похоже, успокоенный проведенным исследованием, улыбнулся:
— Действительно, кружево сдвоенное, но дополнительный фрагмент не просто наложен, а выращен… Тонкая работа.
— Работа? Чья?
— Того, кто изменял .
— Вы можете это видеть?
— С некоторыми усилиями, да.
Но мы отвлеклись от главной темы: почему вы так внимательно наблюдаете за мной? Я, как вы выразились? Расположен к «водяному безумию»?
Вздыхаю:
— А вот этого как раз не могу сказать. Ни в защиту, ни в обвинение.
— То есть?
— Моя способность позволяет ясно и быстро узнавать определенные сведения о человеке. Не задавая вопросов. Но с вами…
— Что со мной?
— Не удается.
Он покачал головой:
— Сожалею. Понимаю, почему вы встревожены, но, право, не знаю, как вам помочь. Возможно… Каким именно образом вы узнаете то, что нужно?
— Говорю с водой.
— А подробнее?
Подробнее… Можно, конечно, вспомнить заметки из семейной библиотеки и лекции времен моего обучения у магиков, но это невыносимо скучно и толком ничего не объясняет. Лучше было бы показать. Показать? Придумал!
— Где ваша одежда?
— Та, которую…
— Да, которую вы постирали. Она же еще не высохла, верно?
— Думаю, мокрая и даже слишком.
— Отлично! Идем!
Штаны, куртка и рубашка болтались на веревке, натянутой между стойками террасы. Капать уже не капало, но для устраиваемого представления влаги в ткани больше, чем достаточно.
— Раз уж вы можете видеть изменения , то… смотрите!
Я никогда не задумывался, как делаю то, что делаю. Наверное, поэтому ни за что не смог бы описать все происходящее словами. ЭТО было рождено задолго до меня. ЭТО было рождено со мной. Никто не задумывается, как и когда научился дышать, вот и мне не никогда не приходило в голову искать истоки своего врожденного умения. Я просто читаю и говорю . Договариваюсь .
Вода, пропитавшая одежду, оставила в набухших волокнах часть своего неумолимого воинства — лазутчиков и доносчиков, которые потом покинут облюбованные места и вернутся: сначала паром поднимутся к небу, потом соберутся тучами и, в конце концов, осыплются дождем на землю, просочатся сквозь ее поры и снова вольются в речные струи. Но пока мириады капель остаются на ткани, скованные формами и границами, они не прочь немножко поболтать, коротая время до обретения свободы. А мое дело — предложить тему для беседы. Точнее, сейчас мне надо просто заболтать капельки и уговорить их поскорее воспарить в воздух…
Как поживаете, хрустальные мои? Греетесь на солнышке? Прислушиваетесь к дуновениям ветерка, так и норовящего стряхнуть вас прочь? Ах, подлец какой! Вы же не хотите падать, вы хотите взлететь, верно? Там, над кронами деревьев и крышами домов, в звонкой синеве неба вам будет привольно и весело собираться белыми хлопьями облаков, судача о том, что какая из вас видела и где успела побывать. А когда вы вдоволь наговоритесь, устанете и хмуро насупитесь, потому что болтать больше будет не о чем, ваши тела начнут твердеть, вы прижметесь друг к другу боками так крепко, что скоро станете неразделимы, крылья ветра больше не смогут удержать вас, и вы рухнете вниз, к земле, которая раскроет навстречу дождю объятья. И вам останется только змейкой юркнуть в знакомую норку, потайной ход из которой приведет туда, где все началось… Я бы на вашем месте поспешил домой. Согласны?
Они не протестовали: выбирались из глубин тканевых волокон на поверхность, светлели, распадались на невидимые глазу частички и таяли туманом в воздухе.
Счастливого пути, хрустальные мои!
— Захватывающее действо. Весьма захватывающее.
Поворачиваюсь и гордо щурю глаза:
— Видите? Все совершенно сухое.
— Да, на удивление. Вы задаете своим внутренним Прядям нужный ритм колебаний, совсем как струнам лютни, извлекаете из них мелодию и усиливаете так, чтобы она была слышна Прядям вовне вас, а они начинают подпевать…
Что-то похожее говорится и в старых учебных записях, бережно хранящихся в библиотеке на Лунной излучине. Только там, на потрескавшемся от времени пергаменте, в затейливых завитках букв все гораздо многословнее и расплывчатее. А парень сразу уловил суть, да еще изложил ее не как теоретик, а как практик. Сам магичит на досуге?