Я много слышал о йисини — клане воительниц, посвятивших свою жизнь служению богине, превыше всего ценящей в своих почитательницах стремление помогать. Не безвозмездно, конечно: услуги телохранительниц стоят недешево, но, как говорится, того стоят, потому что помимо собственно «хранения тела» нанимателя, девицы не имеют ничего против ублажения этого тела. Разумеется, по взаимному согласию и для взаимного удовольствия. Но это вовсе не значит, что йисини легкодоступны для любовных интрижек. Скорее наоборот: семь потов сойдет прежде, чем добьешься благосклонности чернявой прелестницы, которая обращается с оружием ловчее многих мужчин, всю жизнь отдавших воинскому искусству.
Скорее наоборот: семь потов сойдет прежде, чем добьешься благосклонности чернявой прелестницы, которая обращается с оружием ловчее многих мужчин, всю жизнь отдавших воинскому искусству. Так вот, слышать-то я слышал, но воочию увидел только теперь — благодаря вынужденному знакомству с пышнотелой южанкой.
Меня спасло только то, что Амира заранее приказала своим охранницам сдерживаться, иначе… Наверное, я не успел бы сделать и шага. Но моя вспышка сослужила неплохую службу: йисини перестали относиться ко мне, как к предмету мебели, коей они почитают всех, кто не может за себя постоять. Правда, выпуск на волю раздражения был вызван тем, что я не чувствовал угрозы со стороны двух девиц с открытыми взглядам животами и скрытыми за тонкими полосками ткани лицами. Только ведь я и дал волю чувствам, потому что угрозы не было… Сложновато для понимания, но так и есть: сильные чувства мне очень легко «читать». Причем речь идет не только о эмоциональном накале, отнюдь. Намерение исполнить долг по своей яркости иногда превосходит и ненависть, и ярость. Для моих ощущений. К тому же, в отношениях между Амирой и ее стражей отчетливо слышались и нежные нотки любви, что только упрощало мою задачу. По-хорошему, я мог прояснить всю ситуацию в два счета и полностью исключить риск, если бы не одно «но».
Моя первая встреча с южанкой произошла почти семь лет назад, в пору горячности и азарта, а не взрослой рассудительности. Пожалуй, именно искренность моего негодования и подкупила Амиру. А еще то, что, заметив стальные жала, царапающие кожу, я не удивился и не испугался, а хладнокровно предложил всем вернуться на исходные позиции. Во избежание. Помню, толстуха усмехнулась и спросила: «Вы надеетесь опередить моих девочек?» И получила ответ, предельно честный: «Когда речь заходит о жизни и смерти, я не пользуюсь таким опасным оружием, как надежда». Конечно, в устах вчерашнего мальчишки подобные слова звучали смешно, однако… Были приняты к сведению и не только: Амира больше не пыталась насильно кормить меня сладостями. Хотя и не упускала случая посетовать на то, что я — «нехороший мальчик».
Конечно, я и сам сглупил: следовало просто признаться, о чем мне напоминает сладкий вкус, и тогда… Хм. А как признаешься, если это — семейный секрет и государственная тайна в одном лице? В моем, что особенно неприятно. Вот и приходится вести себя, мягко говоря, странно, уповая на то, что мои «странности» будут отнесены на счет моего участия в жизни Приюта. Мол, с дурками поведешься, от дурок и наберешься…
— А я проголодалась хуже сотни габбаров [13] !
Пальцы, длину и изящество которых не могла до конца скрыть даже полнота, потянулись за истекающим сиропом кусочком дыни.
Почему эта женщина вызывает у меня… Неприятие? Нет, слишком сильное слово. Да и не могу сказать, что Амира так уж страшна на вид. Ну, толстая. Очень толстая. Чересчур толстая. Правда, это ужасает только меня: очень многие мужчины любят больших женщин. «Чтобы можно было, за что подержаться». А во всем прочем южанка вполне очаровательна. Еще бы волоски над верхней губой выщипала…
Кожа — чудная, гладкая просто на зависть придворным красоткам. Можно подумать, каждый день шлифует ее тряпочкой. Косы — загляденье, толстые, упругие, блестящие. Глаза глубокие, как море, только темно-синего, почти фиолетового оттенка. Черты лица плавностью тоже могут сравниться с волнами. Женщина, привлекающая внимание, одним словом. И, что немаловажно, внимание удерживающая. Вот я, к примеру, терпеть ее не могу, а забыть почему-то не получается. Даже когда появляется возможность «позабывать». Впрочем, впечатления меняются. Если раньше при упоминании имени «Амира» я испытывал несказанное раздражение, то сейчас в основном дурачусь, чтобы повеселить Калласа.
И он прекрасно это понимает, гад, но делает вид, будто верит в мою горячую неприязнь к этой женщине.
Вообще-то, мне редко доводится испытывать по-настоящему сильные чувства. Наверное, из-за того, что большее значение для меня имеет внешний, а не внутренний мир. Мой мир. Почему так происходит? А кто его знает! Может быть, потому что я — лишь крохотная пылинка на полу огромного зала. Ветерок может сдуть меня в сторону с привычного места, поболтать в воздухе, зашвырнуть далеко-далеко, туда, где на меня наступит сапог, на подошве которого отправлюсь в новое путешествие, не давая согласия и понимая всю бесполезность споров… Если так оно есть на самом деле, то что проку в изучении себя, когда вокруг полная загадок бесконечность? Хватило бы времени разыскать хоть малую часть прячущихся в ней кладов, и только. На большее не претендую. Да и нечего мне вырыть в глубинах собственной души. И глубин-то нет…