Я снова прислушался к ощущениям. Все спокойно.
— Теперь можно встать?
Рыжик криво улыбнулся:
— Вообще-то, Ра-Дьен велел держать тебя в постели так долго, как получится.
Все спокойно.
— Теперь можно встать?
Рыжик криво улыбнулся:
— Вообще-то, Ра-Дьен велел держать тебя в постели так долго, как получится.
— Значит, не более пяти минут. Отвязывай или…
— Или? — заинтересованность в глазах.
— Я сам отвяжусь, и тогда тебе мало не покажется!
— Ой, боюсь-боюсь-боюсь! — шутливо заверещал Олден, но все же внял моему пожеланию, расстегивая пряжки ремней, потому что на сей раз я не шутил. Ни капельки.
Попытка сесть была слишком поспешной и резкой: голова заходила ходуном, и я чуть не рухнул обратно. Хорошо, что рыжик подхватил меня, удерживая от падения, которое не лучшим образом сказалось бы на моих ранах. А ран было… Многовато для одного раза.
Пять порезов, сейчас выглядящих как темные рубцы, шли кривой линией наискось через живот, под ребра, еще один виднелся на плече, там, куда вонзилось последнее из лезвий, не окончательно остановленных телом Баллига. И все же, «панцирь» выполнил свою задачу: раны оказались неглубокими и обещали срастись быстро и без осложнений. Уже сейчас можно было вести себя привычным образом, если бы не утомление, вызванное внеочередным «заговором».
Олден накинул мне на плечи рубашку:
— Может, лучше полежишь?
— Еще поспать предложи!
— И предложу. Ты плохо выглядишь, Рэйден.
— Знаю.
— Тебе надо отдохнуть.
— Знаю.
— Ты…
— Заткнись! — крикнул я, потом немного подумал и виновато добавил: — Прошу тебя.
Маг покачал головой, беззвучно жалуясь какому-то из богов на мое легкомыслие.
Я сделал глубокий вдох, успокаивая тело и разум, и, стараясь двигаться очень плавно, встал с кровати.
Боль ушла. Осталось ощущение стянутости мышц, но оно и закономерно, и полезно: пока чувствую последствия ранения, неосознанно буду действовать осторожнее. А осторожность имеет свои положительные стороны. К примеру, не позволяет совершать необдуманные шаги. Правда, время можно тратить и на обдумывание глупостей, не так ли?
— Все готово?
Олден горестно поднял брови:
— Ну куда ты торопишься, скажи на милость?
— Есть причины медлить?
— Рэйден, мы оба знаем, что это нужно сделать, и все же… Ему уже не важно, сколько времени пройдет: день, неделя, месяц…
— А мне важно!
— Откуда такая спешка?
— Чем скорее «змейка» получит свободу, тем скорее можно будет заполучить новый «панцирь». Забыл?
Маг негодующе дернул подбородком, но нелестные слова решил оставить при себе. Впрочем, довольно было заглянуть в карие глаза, чтобы до последней мелочи узнать, какой я мерзавец. Еще бы, думаю только и исключительно о своей безопасности, а на чувства других плюю с самого высокого маяка, какой найдется в Антрее! Тьфу. Плюю, и что с того? А кто не плюет, когда речь заходит о жизни и смерти? Твоей собственной жизни и смерти?
Поскольку Олден не собирался меня сопровождать, всем видом выказывая гордое презрение к моим низменным стремлениям, я поплелся в кладовую сам. Без чужой помощи, хотя на каждом третьем шаге и приходилось касаться рукой стены, потому что голова плохо держала курс.
Домашняя рубашка — просторное одеяние до колен, лишенное пуговиц и прочих застежек — все время распахивалась. Почтенная Тарма Торис убила бы меня за такое пренебрежение хорошими манерами, но в Приюте мало кого смущает нагота Смотрителя.
Почтенная Тарма Торис убила бы меня за такое пренебрежение хорошими манерами, но в Приюте мало кого смущает нагота Смотрителя. И потому, что подопечных у меня немного, и потому, что на подвальный этаж никто ни в здравом уме, ни в помраченном сознании соваться не рискнет. Здесь моя вотчина. Хранилище моих тайн. Я не прочь поделиться некоторыми из них с гражданами Антреи, но боюсь, подобная откровенность только усугубит страхи и неприязнь, и так сопровождающие любое упоминание обо мне и моем служении…
Кладовая — небольшое помещение, сухое, в меру прохладное — обычно пустовала. Но не сегодня. Сегодня на столе было разложено угощение. Целый пир. Для червей, которые в скором времени набросятся на мертвое тело.
Внушающий уважение в жизни, Баллиг и в смерти не утратил своего простого величия: ни серая бледность кожи, ни вялость мышц, постепенно теряющих свои истинные формы, не могли лишить моего телохранителя силы. Пусть теперь она оставалась жить только в моем воображении, но я чувствовал ее так же ясно, как видел безвольное оцепенение навсегда закрытых век.
Дорогой ты мой медведь… Зачем ринулся наперерез, да еще так глупо? Надо было парировать удар, попробовать поставить какой никакой, а щит. Почему же ты только и смог, что закрыть меня собой? Почему откликнулся на приказ тогда, когда я уже перестал принимать в расчет твое существование?
Вопросы, вопросы, вопросы. И ни одного разумного ответа. Кто мне поможет узнать правду? Ты? Кириан? Хонк? Я буду спрашивать. Непременно. Но сначала сделаю то, за чем пришел. Освобожу тебя окончательно.
Груботканое полотно, прикрывающее тело, сползло на пол, недовольно шурша, словно не желало покидать насиженное место. И моим глазам приготовилась предстать тайна, за которую многие маги Четырех Шемов отдали бы десятую часть своей жизни, а то и две десятых. Впрочем, о ней я бы не стал рассказывать. Никому на свете, потому что… Нет, и опасно тоже, но больше — стыдно.