или оленина. Но труп человека? Только не это.
Мои глаза видели, но мозг отказывался воспринимать. Я присела на корточки, подоткнув юбку. Ковер под ногами захлюпал, словно его промочило дождем, только
это был не дождь.
— У тебя не найдется еще пары перчаток? Я свой комплект оставила в конторе.
— В правом кармане. — Дольф поднял руки над головой. — Только возьми сама. Моя жена ненавидит сдавать в химчистку одежду с пятнами крови.
Я улыбнулась. Удивительно. Впрочем, чувство юмора порой просто необходимо. Мне пришлось перегнуться через останки. Я вытащила пару хирургических
перчаток, растягивающихся на любой размер. В этих перчатках всегда такое ощущение, будто внутри порошок. Больше похоже на презервативы для рук, чем на
перчатки.
— Если я потрогаю, не уничтожу никаких улик?
— Нет.
Я потыкала останки двумя пальцами. Ощущение та кое, будто потрогал кусок свежей говядины. Хорошее, упругое мясо. Я ощупала обломки костей и ребер. Ребра.
Внезапно я осознала, на что я смотрю. Часть человеческой грудной клетки. Там, где к плечу должна присоединяться рука, торчала белая кость. И все. Больше
ничего. Я вскочила слишком поспешно и споткнулась. Ковер под ногами хлюпнул.
В комнате внезапно стало очень жарко; я отвернулась от тела и уставилась на комод. Зеркало на нем было так густо забрызгано кровью, что казалось, будто
кто-то покрыл его толстым слоем лака для ногтей. Спелая Вишня, Карнавальный Алый, Яблоко в Карамели.
Я закрыла глаза и очень медленно досчитала до десяти. Когда я снова открыла их, в комнате стало прохладнее. Только сейчас я заметила, что под потолком
крутится вентилятор. Я была в полном порядке. Отважная потрошительница вампиров. Хор-рошо.
Дольф ничего не сказал, когда я снова опустилась на колени перед останками. Он даже не взглянул на меня. Хороший парень. Я постаралась быть объективной и
увидеть все, что можно увидеть. Но это было нелегко. Мне проще было смотреть на останки, пока я не знала, что это за часть тела.
Теперь я могла видеть только
кровавый обрубок. А думать — только о том, что он «некогда был человеческим телом». Дежурная фраза оперативников.
— Никаких следов применения оружия, насколько я могу судить — но это тебе и коронер может сказать. — Я протянула руку и снова потрогала труп. — Помоги
мне его перевернуть: я хочу взглянуть на грудную полость. На то, что от нее осталось.
Дольф выпустил простыню и помог мне поднять останки. Они были легче, чем казались на вид. Когда мы поставили обрубок на край, оказалось, что с внутренней
стороны ничего нет. Все внутренние органы, которые должны быть защищены ребрами, отсутствовали. Обрубок выглядел бы в точности как говяжья грудинка, если бы
не кость на том месте, где должна была быть рука. Часть ключицы еще сохранилась.
— Ладно, — сказала я. Голос мой прозвучал с придыханием. Я стояла, держа на весу свои испачканные кровью руки. — Накрой, пожалуйста.
Дольф накрыл труп и встал:
— Впечатления?
— Сила, чудовищная сила. Нечеловеческая. Тело явно раздирали руками.
— Почему руками?
— Никаких следов ножа. — Я засмеялась, но тут же поперхнулась смехом. — Черт, я бы подумала, что кто-то распилил его пилой для разделки туш, но кости…
— Я покачала головой. — Для этого не использовалось ничего механического.
— Что-нибудь еще?
— Угу. Где остальная часть этого проклятого трупа?
— Вторая дверь слева по коридору.
— Остальная часть? — В комнате снова стало жарко.
— Ты пойди и посмотри. Потом скажешь мне, что ты увидела.
— Черт возьми, Дольф, я знаю, что ты не любишь влиять на мнение экспертов, но я ненавижу блуждать вслепую.
Он только посмотрел на меня.
— Хотя бы ответь на один вопрос.
— Смотря какой.
— Там хуже, чем это?
Казалось, он задумался на мгновение.
— И да, и нет.
— Иди ты к дьяволу!
— Сама поймешь, когда увидишь.
Я не хотела ничего понимать. Берт весьма оживился, узнав, что полиция хочет привлечь меня к делу. Он сказал, что я приобрету богатый опыт. Но до сих пор
я приобрела только богатый набор кошмаров.
Дольф повел меня в следующую комнату ужасов. На самом деле я не жаждала найти оставшуюся часть тела. Мне хотелось домой. Перед закрытой дверью Дольф
остановился, поджидая меня. На двери был приклеен картонный зайчик, как на Пасху. Под ним висела вышивка с надписью «Детская».
— Дольф. — Мой голос звучал очень тихо. Его почти заглушал шум, доносящийся из гостиной.
— Что?
— Ничего-ничего. — Я сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула. Я смогу. Я смогу. О Господи, я не хочу! Дверь качнулась внутрь, и я прошептала молитву.
Бывают в жизни моменты, пережить которые можно только с помощью свыше. Я готова была поспорить, что меня ждет один из таких.
Солнечный свет струился через маленькое окошко. По низу белых занавесок были вышиты утята и зайчики. На бледно-голубых стенах были наклеены вырезанные из
картона зверюшки. Колыбели я не увидела — только кроватку с опущенной наполовину стенкой. Кроватка для большого ребенка, кажется, так она называется?
Здесь было не так много крови.
Благодарю тебя, Господи. Кто сказал, что молитвы никогда не бывают услышаны? Зато в квадрате солнечного света сидел