Казалось, живи и радуйся. Мирный город в твоей власти, купцы исправно платят в казну проценты с прибылей, тебе принадлежит роскошный дворец, титул маркграфа и весьма недурное по нынешним временам состояние. Самый страшный враг всех окружающих — султан Саладин — является твоим другом, его войско не подойдет к Тиру даже на десяток лиг… Конрад имел полное право почитать себя человеком, на котором лежит Божье благословение и печать удачи.
Но сейчас маркграф сидел перед столом-конторкой со многими ящичками и секретными отделениями с видом самым обескураженным и потерянным. Явившись после мессы, выслушанной в храме, переделанном в христианскую церковь из мечети, Конрад обнаружил на столе почту, с утра доставленную из Европы неаполитанским торговым кораблем.
Депеша из северной Италии, от родственников. Сообщение из римской курии для епископа Тира Алинарда — надо будет передать его преосвященству! — какие-то пергаменты от торгового дома Риккарди, вероятно счета. И сложенный вчетверо лист с малоразборчивой восковой печатью, на котором просто и без экивоков начертано:
«В город Тир, что в королевстве Иерусалимском. Графу Коррадо ди Монферрато. Отослано из Пуату, Аквитания».
Монферрат быстро взломал печать и пробежал глазами по латинским строчкам, выведенным уверенной, но быстрой рукой:
«К величайшему сожалению старых и новых недругов, я пока не собираюсь укладываться в могилу. Ценности сохранены, однако разделены на части. Вокруг них околачивается излишне много желающих погреть руки над чужим костром. К Рождеству предполагаю добраться до Констанца — если на то будет воля Господня и дозволение ближних, почему-то проникшихся ко мне сильнейшей неприязнью. Помолись за нас всех и надейся на лучшее. Лично я надеюсь — как, впрочем, и всегда».
Подпись отсутствует, однако дата проставлена: «17 сентября 1189 года по Р. Х. Пуату».
— Объявился, — сокрушенно выдохнул Конрад, аккуратно положив пергаментный листок на стол. Сжечь бы его и поскорее. — Так, сегодня пятое октября, из Иерусалима я приехал два дня назад, значит… Он уже вполне мог погрузиться на корабль, идущий в Константинополь. При удаче путь из Аквитании до Византии занимает месяц. Тогда почему речь идет о Рождестве? Святой Бенедикт и все отцы Церкви! Он же сорвет наши планы! Опять придется откладывать… Или нет? Короли прибудут в Палестину через три-четыре седмицы, если Ричарда не задержит его несостоятельность или глупость…
Конрад, заметив, что разговаривает сам с собой вслух, умолк. Безусловно, во дворце находятся только самые преданные люди, но, как выражался Салах-ад-Дин, «и ветер может услышать тайну, после чего разнесет ее по свету».
— Барона Ибелина ко мне! — в голос рявкнул маркграф, уверенный, что приказ будет исполнен тотчас.
Безусловно, во дворце находятся только самые преданные люди, но, как выражался Салах-ад-Дин, «и ветер может услышать тайну, после чего разнесет ее по свету».
— Барона Ибелина ко мне! — в голос рявкнул маркграф, уверенный, что приказ будет исполнен тотчас. У входа в комнату сторожили два грека-византийца — вернейшие телохранители, заведенные по примеру наученных горьким опытом мусульманских владык. Ассассины Старца Горы за минувшие годы перебили не меньше двух десятков эмиров, визирей и наместников, зарезали триполитанского графа Раймунда-старшего и умудрились ухлопать трех багдадских халифов. Осторожность и осмотрительность на Востоке — закон выживания.
Генрих фон Ибелин, выходец из бедной баронской семьи, имевшей лен в Бранденбургском герцогстве, пришел скоро. Он доводился Конраду почти ровесником: маркграфу исполнилось тридцать пять, Ибелину — тридцать два года. Невысокий, плотный человек со светлыми прямыми волосами уже несколько лет считался ближайшим помощником повелителя Тира.
Ибелину однажды в жизни крупно повезло, если, конечно, можно так назвать историю с падением Святого Города — неизвестный никому барон несколько дней являлся коронованным патриархом Ираклием королем Иерусалимским с титулом «Спасителя веры». Потом короны его лишили, но факт остался таковым — Ибелин теперь имел некоторые призрачные права на престол. История давняя, но забытая еще не всеми.
— Ваша светлость? — окликнул задумавшегося Конрада барон. — Что произошло?
Маркграф молча передал Ибелину письмо. Тот прочитал текст два раза и осторожно поднял спокойные водянистые глаза на покровителя.
— Это от него ? Отлично… Если ваш поверенный вывезет самые важные свитки, мы получим возможность управлять ходом событий с бoльшим успехом. Я могу сам встретить его в Константинополе.
— Этот сумасшедший прислал эпистолу, выведенную собственной рукой и не скрытую шифром. Он либо паникует, либо настолько уверен в успехе, что перестал скрываться. Плохо то и другое.
— Ваша светлость, придется согласиться с тем, что мы ничего не можем поделать в обоих случаях… Остается, как написано в депеше, надеяться. Он весьма изворотлив.
— Знаю, — кивнул маркграф, — все варвары изворотливы. Вот что, Генрих… Вы пока требуетесь здесь, в Тире. Отошлите двоих людей в Константинополь, пусть ожидают появления нашего друга. Место условлено. Если он приедет раньше, документы будут немедленно переправлены в Тир, если же нет — к Рождеству вам доведется наведаться в Византию.