— Не понимаю… Между прочим, я прожил два года в гостях у владетеля города Галич, Владимира.
Произношение сходное, но слова мне неизвестны.
Казаков подумал и изрек:
— Паки, паки. Иже херувимы. Ох ты гой еси. Житие мое.
Ангерран де Фуа наклонил голову и посмотрел на Казакова, словно добрый психиатр, разговаривающий с пациентом, страдающим параноидальным бредом, осложненным парамнезией. По крайней мере, так показалось Сергею.
— Не то. Ладно, сударь. Не желаете отвечать — перетерплю. Но учтите, я знаю восемь европейских языков и не меньше дюжины разных диалектов. С герцогом Владимиром Галицким я говорил вполне свободно… Все, что я от вас услышал, не походит ни на один известный язык.
Разумеется. Наречие, используемое сейчас на Руси, отличается от разговорного русского языка, окончательно сложившегося только в XVIII веке, так же, как визгливый итальянский говор от высокой латыни. Древнерусский для Казакова на слух воспринимался бы как сербский или чешский языки — понятны отдельные слова, но не смысл фразы.
Ангерран продолжал наседать:
— Эти необычности наводят на размышления, правда? Не беспокойтесь, я ничего не расскажу Элеоноре. Просто логические умозаключения. Лучше поведайте, какие страны и города лежат к востоку от Иерусалима?
— Дамаск, Багдад, Киркук, Исфахайн, — блеснул Казаков эрудицией, будучи уверенным, что эти древние города наверняка существуют в двенадцатом веке. Следовательно, подловить его не на чем. Старый хрен устроил настоящий допрос с пристрастием. — Чуть севернее — Алеппо, Мосул и Конья.
— Я вами восхищен, шевалье, — покачал головой престарелый Ангерран. — Великолепно. Это если учесть, что вы ни слова не понимаете по-арабски и сами мне заявили, будто никогда не ездили в Святую землю. Боюсь, даже самые образованные монахи не назвали бы и половины перечисленных вами городов. Они знают Иерусалим, поселения на побережье, принадлежащие христианам, и только.
— Чего вы от меня домогаетесь? — искренне возмутился Казаков. — Если вы не хотите, чтобы я служил вам — Бога ради! Поверьте, у меня есть свой рыцарь…
— Сюзерен, — ласковейшим тоном поправил Ангерран де Фуа. — У нас никогда не говорят «свой рыцарь». Благородный человек принадлежит только себе, королю и Богу. Видите, даже на норманно-французском вы разговариваете с ошибками. Слово «домогаетесь», между прочим, обозначает непристойные устремления. Главные правила языка вы затвердили, но тайны построения фраз от вас пока ускользают. Происхождение неясно. Не представляете себе простейших вещей, о которых слышал и ребенок, но в то же время сверкаете познаниями много повидавшего и ученого человека. Вас отрекомендовала королева Элеонора Аквитанская, чьим словам я верю, как своим — и в то же время она не удосужилась рассказать мне вашу родословную. Следовательно, таковая ей неизвестна. Слухи распространяются всегда и в любом королевстве с быстротой крыльев коршуна, Сицилия не исключение. Я уже знаю, что вчера полный вечер вы настойчиво ухаживали за наваррской принцессой и королева-мать этому потворствовала. Вы не человек, мессир, а сплошная романтическая загадка.
— Каков уж есть, — буркнул Казаков. — Мне можно идти, шевалье?
— Постойте, — Ангерран де Фуа поморщился. — Свою горячность оставьте для Беренгарии. И не сужайте глаза от злости. Я догадываюсь, что вы с принцессой не просто друзья. Элеонора дала легкий намек, достаточный, чтобы понять… Ничего страшного я в этом не вижу и сплетен пускать не буду. Вы владеете оружием?
— Немного, — ответил Казаков, не понимая, что все-таки от него хочет невероятно дотошный синеглазый Ангерран.
Вы владеете оружием?
— Немного, — ответил Казаков, не понимая, что все-таки от него хочет невероятно дотошный синеглазый Ангерран.
— Немного… — почти по слогам повторил мессир де Фуа. — Еще одна загадка. А ну…
Совершенно не стариковским молниеносным движением пожилой рыцарь извлек из ножен прямой итальянский кинжал и, повторяя вчерашний подвиг Беренгарии, взмахнул ладонью.
Рефлекс сработал. Перехватить летящий с немыслимой скоростью нож могут только ниндзя из глупых китайских фильмов, но вот уклониться… Отправлению кинжала в полет предшествует весьма длительная процедура: вынуть, правильно устроить рукоять в ладони, наметить цель, сделать замах, дать толчок… Долго. В худшем для обороняющегося случае — секунда, в лучшем — от двух до четырех. Ангерран уложился в две.
Мгновение спустя Казаков понял, что палестинский рыцарь отнюдь не хотел его убить, ибо кинжал летел рукоятью вперед, но, правда, в лицо. При попадании может хорошенько оглушить, а если ударит в глаз — не миновать контузии яблока. Однако клинок глухо стукнулся о спинку черного монастырского стула и был мигом подхвачен. Еще через пару секунд он с дребезжанием вошел в доски над головой мессира Ангеррана. В двух пальцах от макушки.
— Мда… — господин де Фуа выдержал приличествующую паузу, — вызывает уважение. И, естественно, новые вопросы. Мечом владеете?
— Нет, — чистосердечно повинился Казаков. — Точнее, могу использовать похожее оружие. Палку, например. Если какое-то время поучиться, меч, наверное, тоже перестанет быть для меня, как вы выразились, «романтической загадкой». С ножом проще, право слово.