— Деньги, — коротко сказал Гунтер. — По-моему, очень много.
— Сколько? — жестко уточнила Элеонора.
— Я слышал, как принц Джон говорил святейшему архиепископу де Клиффорду, будто в кладовых замка нашли пятьсот тысяч фунтов золотом. А в тайнике, устроенном мэтром де Лоншаном, новый сенешаль Лондона, шевалье Монмут, обнаружил еще около трехсот тысяч в драгоценностях, слитках и самых разных изделиях.
— Хоть одна хорошая новость, — удовлетворенно и не без радости в голосе сказала королева-мать. — Восемьсот тысяч! Доход государства за три года! Ричард из этих денег не получит на свое предприятие и медного фартинга. Простите, что я так говорю, но мой сын истратил на подготовку похода в Палестину не меньше миллиона… А Филипп-Август — всего около двухсот тысяч. Ричард не умеет считать деньги, особенно золото казны, которую полагает бездонной. Хотя это отнюдь не так… Собрать армию можно было на гораздо меньшие средства… Я понимаю, что ради святой цели можно пойти на жертвы, но… Господа, вы по-прежнему считаете меня своей королевой?
— Ваше величество! — непритворно оскорбился сэр Мишель. — Если мы подали повод и позволили вам усомниться…
— Вот и чудесно, — пресекла Элеонора излияния рыцаря. — С последними новостями из Британии я Ричарда ознакомлю самостоятельно.
«Новости, понятно, преподнесут королю в соответствующей интерпретации, — насмешливо подумал Гунтер. — Впрочем, Элеонора права. Если позволить Львиному Сердцу захапать последние оставшиеся в казне деньги, Англию уже ничто не спасет. Пускай выкручивается, как знает!»
— И еще. Шевалье де Фармер, мессир фон Райхерт, и вы, мессир Серж. Своим королевским словом я вам приказываю никому более, никогда и впредь не открывать то, о чем вы мне только что поведали. Я не допущу распространения слухов о гибели канцлера де Лоншана до прибытия королевского гонца из Лондона. Пока все остается, как было. К Ричарду не идите, ваше поручение выполнено… Надеюсь, вы никому не успели рассказать?
— Н-нет, — решительно помотал головой сэр Мишель. — Даже моему родственнику, мессиру де Алькамо. Прежде всего мы были обязаны доложить вам или королю.
— Я рада, что вы сначала пришли ко мне. Если вам доверился архиепископ Годфри, следовательно, и я могу довериться. Не желаете ли, господа, на время войти в мою свиту?
— Столь высокая честь… — снова завел куртуазную песенку рыцарь, и ему опять не дали закончить:
— Просто замечательно, что вы не отвергли моего предложения. Мессир Серж останется при Беренгарии, а вас, шевалье, я прошу сопровождать меня на ужин в замке короля Танкреда. Можете носить цвета и герб Фармеров, но, если угодно — оденьте мои.
Можете носить цвета и герб Фармеров, но, если угодно — оденьте мои. Сейчас поезжайте отдыхать или отправляйтесь в город, поучаствовать в празднике. Вам, молодым это будет интересно. К повечерию [14] я буду вас ожидать. Затем отправимся к сицилийскому королю. Полагаю, пир будет достоин гостей, собравшихся на острове.
— Господь сам привел нас в этот скромный монастырь, дабы мы могли послужить прекраснейшей из дам Британии, — сэр Мишель вскочил и раскланялся.
«Ну-ну… — скептически подумал германец. — Высоко же мы взлетели. И только потому, что месяц назад случайно встретили на дороге Годфри Клиффорда. Миром правят случайности. Элеонора, конечно, не столь прекрасна, как лет тридцать назад, но вспомним Томаса Мэлори. По мнению писателя, все женщины подразделяются на три вида: прекрасная дама, благородная девица, а также фея и колдунья. Первые две в наличии, остается найти фею…»
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Джентльмен в поисках десятки
1 — 2 октября 1189 года,
вечер и ночь.
Мессина, королевство Сицилийское.
Гунтер с Мишелем отбыли к Роже де Алькамо. Бессонная ночь и напряженное утро отнюдь не способствовали бодрости духа, а предстояло пережить мероприятие, которое, по мнению Гунтера, вполне соответствовало заседанию совета Лиги Наций где-нибудь в Цюрихе, совмещенному с грандиозной попойкой в лучшем средневековом стиле. Ему пришлось побывать на банкете, устроенном в Лондоне принцем Джоном и увидеть, как это происходит — вино, песни, потом опять вино и никому не видимые интриги. Однако в гостях у Танкреда и народу соберется побольше, и личности позначительнее, а к тому же приглашены прекрасные дамы и благородные девицы, каковые на лондонских, сугубо мужских, посиделках отсутствовали.
Обуянный тленной гордыней сэр Мишель, который впервые после нормандской истории с Генрихом II приблизился к трону на расстояние буквально одного шага, помялся, но все-таки решил обойтись без своего желто-сине-красного герба и вытребовал у запасливых камеристок Элеоноры, отвечавших за гардероб королевы и свиты, омерзительно-пышные одеяния. По покрою — обычнейшее блио, эдакая длинная хламида с короткими, до локтя рукавами, и четырьмя разрезами до пояса — два спереди и сзади, еще два по бокам. Однако ткань, вышивка и украшения переступали, по мнению германца, все мыслимые пределы яркости и хорошего вкуса. В гербе Элеоноры присутствовали детали символов Аквитании, французские лилии, английские леопарды, ирландская лира, шотландский чертополох, два щитодержателя в виде единорога и льва… Выставка тщеславия. Или знак величия королевы?