— Микеле! — выкрикнул Роже, едва завидев молодого Фармера. — Господа, идите к нам! Гильом, прикажи, чтобы принесли еще вина! Вы видели, нет, вы видели Танкреда?! А потом у Ричарда было такое лицо, словно он жабу проглотил! И все равно Танкреду следовало выбивать меч сразу, из первой позиции! Я наблюдал, у нашего короля была возможность!
«Начинается… — вздохнул про себя Гунтер. — Маньяки. Кажется, по-английски такие люди называются слегка пренебрежительным словом «fighters». Дрались пятнадцать минут, теперь станут неделю с пеной у рта обсуждать, как правильно надо было вести клинок, почему победил этот, а не тот, и что случилось бы, если бы… Однако это их жизнь, другого образа существования вояки себе не мыслят. Судя по разговорам, Ричарда сицилийцы не очень жалуют. Конечно, признают, что отличный боец, благовоспитанный рыцарь и все такое прочее, но все-таки больше любят Танкреда. Он король Острова и не столь заносчив, как англичанин».
Гунтер не ошибался — сицилийцы действительно не испытывали особого почтения к Львиному Сердцу. В отличие от Ричарда, Танкред — был своим , многим приходится родственником, почти все гости мессира Роже воевали вместе с молодым королем в Италии и Африке. А кто такой Ричард?.. Всего лишь четвертый сын в семье, которому и корону-то получить не светило. К сожалению, старшие братья англичанина рано умерли, кто от болезни, кто от железа, иначе Англией сейчас правили бы Вильгельм III или Генрих III, а Ричарду досталось бы вполне соответствующее его государственным способностям захудалое герцогство или небезопасное наместничество в Шотландии.
Гунтер ядовито подумал, что в подобном случае Ричарду пришлось бы показывать свою удаль не галантным французским дамам, а обряженным в пледы горским дикарям, и не на загнанном в рамки строгих правил турнире, но в условиях, что называется, максимально приближенных к боевым. Наместник Шотландии — не должность, а проклятие.
Наместник Шотландии — не должность, а проклятие. Достаточно Дугала вспомнить — один Мак-Лауд умудрился за десять дней засесть в печенки всем и каждому из компании сэра Мишеля, а представьте целую страну, населенную такими вот Дугалами… Непрекращающийся кошмар борьбы за независимость двадцать четыре часа в сутки! Есть основания предполагать, что Ричард не выдержал бы и сбежал, точно также, как принц Джон сбежал из Ирландии, которая, между прочим, считается куда более спокойным местом.
Молодежь столпилась возле мессира Ангеррана де Фуа. Голубоглазый рыцарь пил наравне со всеми и весьма любопытно разглагольствовал о войнах в Святой земле. Гунтер с Мишелем тоже подошли послушать.
— …Вы не думайте, господа, сарацины, хоть и неверные, но с оружием обращаться умеют. И среди них есть благородные люди…
— Благородные сарацины?! — едва не хором перебили Ангеррана mafiosi де Алькамо, а Гильом продолжил за остальных:
— Сударь, две трети из присутствующих здесь плавали в Берберию и на Кордовское побережье. Маврам не ведомо понятие чести! Знаете, как они обычно поступают с пленными христианами?
— Знаю, — как ни в чем не бывало ответил де Фуа. — Почти тридцать лет назад я попал в плен к шейху Нур ад-Дину, и некоторое время жил у сарацин. Сирийские арабы — отнюдь не африканские мавры. Они весьма образованные и просвещенные люди, мне даже разрешали ходить в христианскую церковь города Гамбы… Но сначала шейх взял слово, что я не сбегу. Так вот, вы, наверное, слышали о турнирах, которые проводил прокаженный король Балдуин IV? Во время перемирия с египетским султанатом на турнир приезжал лично Саладин и удивил многих европейцев своим искусством. Восточный бой изрядно отличается от нашего, сарацинские сабли гораздо легче византийских или норманнских мечей.
— А как вы, сударь, освободились из плена? — заинтересованно спросил сэр Мишель.
— Я им надоел, — рассмеялся Ангерран. — Признаться, арабы придерживаются некоторых наших традиций — можно откупиться, ибо сарацины ставят золото почти наравне со своим Аллахом, заповедовавшим, что собирание богатства — добродетель. Слышали, за какие большие деньги выкупил свою свободу иерусалимский король после великой битвы при Тивериаде? Десять тысяч унций золота! Между прочим, королеву Сибиллу Саладин отпустил бесплатно, уж не знаю, почему…
Последовала долгая, но весьма интересная история, где Ангерран красочно повествовал о случившейся в июле 1187 года Тивериадской битве, еще известной среди европейцев как сражение при Хаттине. Остальные, затаив дыхание, слушали.
— Так все-таки, куда пропало Древо Святого Креста? — напряженно спросил Гильом, когда мессир де Фуа остановился перевести дыхание.
Истинный Крест Спасителя, найденный в Иерусалиме почти восемьсот лет назад, при базилиссе Елене, матери Константина, таинственно исчез во время грандиозного боя, когда Салах-ад-Дин наголову разбил крестоносную армию короля Гвидо. Слухи ходили самые разные: будто Истинный Крест вознесся на небеса, ибо Господь решил, что неспособные отстоять дело веры франки недостойны хранить столь великую реликвию; через некоторое время в Акке объявился какой-то рыцарь и начал утверждать, что сам закопал Крест на холме под Тивериадой — специально посланные королем люди раскапывали холм три дня, но ничего не нашли. Многие рассказывали, что Истинный Крест был захвачен Салах-ад-Дином, но в это тоже не верилось: за христианское сокровище, окажись оно в руках у султана, можно потребовать фантастический выкуп, буквально пустив по миру всю Европу — распоследний бедняк отдал бы единственную медяшку ради возращения святыни.
Но султан отмалчивался, утверждая, будто реликвии пророка Исы у него нет.
— История темная, — покачал головой Ангерран де Фуа. — Почти как со Святым Граалем…