Он осветил мою запыленную, еще не совсем остывшую тачку, походил вокруг с видом оценщика, да он, собственно, и был им. Взглянул сначала на технические показания приборов, потом вскрыл закрылки, пнул ногой по колесам, внимательно осмотрел антигравитационную шину, все было в порядке. Потом, словно бы опомнившись, поднял заднее сиденье и мельком заглянул в багажник. И тогда на него напал легкий столбняк, минуты этак на полторы.
Полез-то сюда он совершенно автоматически, на случай полицейской проверки. Или наоборот, чтобы знать, что отмазывать в полиции. То, что его ребята угоняли тачки по просроченным долгам, было нормально, право собственности нового владельца на машину должно было восторжествовать. Но вот если к этому кто-либо из них хотя бы случайно прихватывал что-то ценное, что оставалось в багажнике, то возникала дилемма… В некоторых случаях за это можно было пойти под суд, как после заурядного воровства, а можно было поживиться, если бывший владелец ничего не мог бы доказать, или можно было и вовсе поступить по справедливости — вернуть обворованному должнику случайную вещь и даже не потребовать за это вознаграждения.
Но у меня-то там находилось не что-нибудь, а пушка, которую я не без старательности выволок из дупла. И это было уже не просто так, кому-то более нервному, чем этот парень, могло показаться, что он стал свидетелем крайне неприятной, опасной, чреватой осложнениями ситуации.
Все-таки я его переоценил. Он побледнел так, словно проглотил живую крысу, и почти четверть часа, что работал, старался на меня не смотреть.
Все-таки я его переоценил. Он побледнел так, словно проглотил живую крысу, и почти четверть часа, что работал, старался на меня не смотреть. Но для меня во всем происшедшем было одно хорошее — за все время работы он больше не задал ни одного вопроса, вообще не произнес ни слова, сам все поменял и подогнал новые обтекатели так ловко, словно они тут всегда стояли. Вот с номерами он подошел посоветоваться, но я как-то обмяк в этот момент, почти задремал, и он даже с этой задачей справился на свой лад.
Потом ушел в контору, и я услышал оттуда тихое зуденье специального, весьма недешевого принтера. Звонков и вызовов полиции не было. Не щелкала также кнопка экстренной помощи или чего-то подобного. Я не сомневался, если бы он проделал что-то в этом духе, аура его потного, измазанного маслом и графитом тела мигом изменилась бы, и я бы все понял, даже находясь за бетонной стеной… Но он ничего такого не делал, и волноваться причин не было.
Когда он вышел с бумажками, я уже воспользовался его заправкой, чтобы ближайшие несколько дней не думать о такой мелочи, как топливо. Он подошел ко мне, глядя себе под ноги. Я порылся в бумажнике и достал две полутысячных купюры, причем общерусских. За такие деньги можно было не то что обтекатели с номерами, но иные из его тутошних тачек прикупить.
Он увидел деньги, вздохнул со странной смесью облегчения и досады. Подумал, потом взял грязными после работы пальцами только одну из купюр. Посмотрел на меня в упор, глаза у него были усталые, сонные, с опухшими веками, почти пьяные. И все-таки в них появилась какая-то слабина, он попросил:
— Я возьму одну, только обещай, что больше тут не появишься.
Тогда я довольно решительно выдернул у него из рук измазанные документы на якобы новую свою машину, а вторую пятисотенную засунул за пазуху его комбинезона.
— И рад бы тебя утешить, но знаешь… — Я развернул байкер к выезду. — Это как получится. Открывай ворота.
Он опечалился и пошел в контору открывать ворота. Но тут уж я ему помочь не мог, не люблю обещать, если не уверен, что сумею выполнить.
58
Дорога домой теперь казалась мне журавлиной песней, разумеется, радостной, когда птицы возвращаются из жарких стран. Вот это номер — я никогда не видел журавлиного клина, никогда не слышал настоящего, а не имитированного по видео курлыканья, а все-таки сравнения и мышление остались природными, словно я только-только вывалился из пещеры, поднялся на задние лапы и надумал поднять голову к звездам, вместо того чтобы как нормальный неандерталец искать еду на земле.
Отвлеченное внимание сподвигло меня помимо чудес метафорики еще на одно соображение. Вдруг мне показалось вполне разумным заскочить в наш с Валентой особнячок и посмотреть, как там. В чудеса, разумеется, я не верил, но меня неотступно грызло неизбывно русское — а вдруг?..
Я прикинул крюк, который должен был для этого сделать, и вполне разумно сократил пару раз путь напрямую, через пустоши и луга, что с полным баком, то есть со всеми ресурсами хода, было для моей тачки парой пустяков, и поднажал на газ. Благо ночь еще не кончилась, и шоссе было таким свободным, что даже скорости не хватало. Правда, меня могли подсмотреть вертолетные инспекторы сверху, но за мной и так охотились, парой остолопов больше, парой меньше — какая разница?
При подъезде к нашему коттеджному поселку скорость я, правда, скинул. Это было вызвано тем, что, с одной стороны, хотел проверить, не ждет ли тут меня кто-нибудь, а с другой, привлекать к себе внимание теперь было глупостью. За пару улиц до нужного мне поворота я выволок из багажника усилитель зрения, поднял забрало шлема и принялся осматриваться, словно квартирный вор, выбирающий объект для «работы».
Потом вообще достал прицел от пресловутой пушки, его следовало бы подзарядить, но он еще действовал, только экран светился чересчур тускло, и к тому же очень уж долго устанавливал вид помещений даже через не самые крепкие стены, из которых были построены окрестные дома.
Все было пусто. Дом казался очень темным, холодным, неуютным, словно его давным-давно, еще пару веков назад, оставили люди, и в нем поселились одни привидения. Собственно, для хорошей засады так и нужно.