Пришлось закатиться в какой-то кабак, где, как я твердо был уверен, нет системы записи рож посетителей. Слежка, разумеется, велась, но на кассеты они не писали, и за то спасибо. Конечно, тут главным образом поили, но могли и накормить.
Ужин оказался дохлым, на один зуб, но я был и ему рад. Мы сидели за столиком, поднятым над остальным залом. Через перегородочку за спиной Джина виднелось три или четыре экрана визоров размером с полстены. Для редких посетителей это было многовато, но я дожевывал свой омлет с полусинтетической ветчиной, не отрываясь от них. Звук у визоров имел ту особенную частоту, что не мешал обычным разговорам, но стоило чуть постараться, как его становилось слышно. Чем они этого добивались, я не знал, но когда-то прочитал, что звуковые волны повернуты на девяносто градусов вокруг привычной для обычного голоса оси… Бред или чудо технологии — как посмотреть.
На протяжении последних двадцати минут о взрыве броневика Самойлова эта телестенка молчала как каменная. Показывали привычный ночной репертуар, эротические шоу, интимный массаж, клипы какой-то забубённой попсы… Каждые пять минут четверть экрана вдруг распадалась на колонку с тремя экранчиками поменьше, и три разных диктора одной фразой пытались оповестить мир о новостях за последний час.
И вдруг — вот оно! «На автостраде в районе Перловской погибла машина, принадлежность которой не установлена. Есть подозрение, что она составляла механизированный отряд одной из гангстерских группировок… »
В общем, верно. Джин обернулся, посмотрел на реденькие кадры, снятые в полутьме, ничего заметного, кроме сплошного ряда черномундирной полиции, там не было.
— Наша работа? — спросил он, со странной смесью интереса и страха глядя мне в глаза. Раньше он так не переживал.
— Ладно, уматывай в свой Харьков. Всю мою амуницию перегрузишь в свой номер и попроси горничных ничего не трогать. Номер не сдавай, может, он мне еще понадобится. А с деньгами сделаешь так.
А с деньгами сделаешь так. Сегодня же найди одного моего человека, по имени Климент. — Я продиктовал ему адрес мотеля, где мы назначили рандеву с бывшим вором в законе. Кстати, это было недалеко, за час по Каширке можно было запросто туда-сюда обернуться. — Возьмешь у него двести семьдесят тысяч. Двести поменяй на некрупные купюры в гривнах и белорусских злотых. Только проделай это в разных мелких банках, чтобы в глаза не очень бросаться, и оперируй каждый раз суммой не более тысяч тридцати, а лучше даже пятнадцати. Эти деньги оставишь в сейфе усиленного хранения Казанского вокзала. Шифром будет слово «дурак» морзянкой. Остальные семьдесят возьми себе и двигай «до ридной витчизны».
Оказалось, что он не знал морзянки, пришлось ему объяснить, как это будет на циферблатном шифраторе. Ну, точки и тире, всего пятнадцать знаков, в установленном порядке.
Потом мы расстались, я подождал, пока он уедет, съел еще одну порцию омлета, вызвал такси и, встретив машину в самом неосвещенном месте, покатил на стоянку, где оставил свой байкер. Там пересел на него, подождал, пока таксист уедет, чтобы он случайно не заметил номера, и отправился на Сокол.
71
Особнячок сразу показался мне встревоженным, причем настолько, что я почти четверть часа изучал его в прицел со стоянки, где иногда оставлял свой байкер, процеживая комнату за комнатой. Потом прошелся по соседним домам, надеясь на случайный, нелепый, но все-таки иногда бывающий случай, помогающий обнаружить слежку. Вроде бы засады не было, слежки из соседних домов тоже, но я искал только самые простые ловушки и не изучал какие-нибудь более сложные приемы автоматического или автономного наблюдения, а то и вовсе дистанционную локационную систему, которую мне могли подсадить.
Ничего не обнаружив, я переехал на новую точку обзора и еще раз прошелся по всему, что попадалось на глаза. Когда стало ясно, что я уже не столько ищу ловушки, сколько привлекаю к себе внимание, решился и вкатил в воротца особняка, словно только того и хотел — стать бессмысленной и легкой жертвой моих бывших приятелей.
Снова ничего не произошло, я закрыл ворота, подошел к входной двери и еще раз осмотрел улицу. Все было тихо. И все-таки мое настроение можно было описать одной фразой — мотай отсюда, парень, и не оглядывайся. В общем, я себя пересилил, лишь для верности еще раз убедился, что смогу вскочить на байкер, двигатель которого так и не выключил, и способен удрать через гнилые штакетины забора во всю мощь моего железного коня.
Дверь заскрипела под моей рукой, как умирающая олениха. Я призвал себя к порядку, нервы нервами, но глупости творить от невыясненных подозрений не стоило. И все-таки на всякий случай я приготовил по стволу в каждой руке, когда входил в прихожую. Тут тоже было пусто.
Тогда я решил, что всему виной тот вал ментальной локации, который прокатился по мне вчера, и принялся обследовать жилище. К счастью, и в других комнатах оказалось все пусто и тихо, ни одна из моих сигнальных систем присутствие чужаков не обозначала, ни одна ловушка не показала, что кто-то интересовался моим домом даже дальнодистантными проверялками. Это-то и было плохо — если мои приборчики не зафиксировали тот фон, который создавал мой прицел, это означало, что грош им цена в базарный день. Если я чего и не люблю, так это дешевой и ненадежной техники, на которую приходится полагаться, которая только и ждет момента, чтобы тебя предать.