— Не стоит рисковать. Я же просто поговорю с ним, тебя это не касается.
Он облизнул губы, только это я и запомнил о нем — пересохшие от страха губы, по которым скользнул толстый, ленивый, шершавый, как терка, язык. Наконец он промямлил:
— Ладно, проходи.
Я посмотрел на остальных быков, которые обретались в зале. Трое оказались посетителями, а последний просто смотрел мне в спину, не решаясь сделать ни одного движения.
Под моими шагами лестница заскрипела так, что стало ясно — примитивная сигнализация устроена специально. В коридоре, когда я поднялся, возникало непреодолимое сходство с дешевой гостиницей, где сдаются номера на час. Я не очень старался шуметь, да и стрельбы не было, но из-за нескольких дверей показались головы клиентов и шлюх.
Я не очень старался шуметь, да и стрельбы не было, но из-за нескольких дверей показались головы клиентов и шлюх. Чего-то они тут все-таки опасались, может, бармен переборщил и дал сигнал об облаве?
Льда я почувствовал еще на лестнице. Поэтому легонько прикрыл двери некоторых любопытных, чтобы они за свое любопытство не заплатили слишком большую цену, и пошел в конец коридора, всматриваясь в то, что творилось в выбранной комнате, изо всех своих телепатических сил. За этой дверью стоял довольно хладнокровный пожилой тип, привыкший к опасности настолько, что не боялся ничего. Такой в газовую камеру попросит эротический комикс. В руках он держал старинный, но довольно мощный помповый дробовик.
Поэтому я не стал напротив двери, а постучал из-за стены. Стены тут были старые, столетние, они могли выдержать не только дробовик. Голосом, который мог бы убаюкать мышку в лапах кошки, я произнес:
— Не вздумай стрелять, Лед. Я пришел просто поговорить.
— Ты мент?
До чего устойчива блатная феня. И милиционеров давно нет, а московские потомственные блатари поминают это словцо.
— Нет, я не из полиции. Мне нужна информация о твоих врагах. Я заплачу, если договоримся.
— А если нет?
— Я уйду.
— Ладно, но ты будешь все время на стволе. Это меня вполне устраивало. Лед, оправдывая
свою кличку, был не способен убить просто от нервов, а другой причины нажать на курок, когда я стоял перед его пушкой, придумать было невозможно. Я в самом деле не собирался над ним насильничать.
32
Он подтолкнул мне мягкий круглый пуфик, чтобы я сел. Предложение было сделано с умом, даже из кресла проще было скакнуть вперед, чем с этого пуфа. Но я сел, потому что сейчас мне очень нужно было его успокоить. К тому же он действительно не сводит с меня дробовик.
Его глаза смотрели на меня так внимательно и вместе с таким прищуром, что без усилителя зрения разобрать их цвет было невозможно. Если не ошибаюсь, он потрясающе походил на Ленина. И думал примерно так же, как этот некогда великий вождь какой-то самопальной идеологии.
— Я тебя не знаю. — Голос у него звучал мягко и звучно, как у образованного. И все-таки в нем проскальзывало что-то, что выдавало изрядную жестокость.
— Знаешь, меня всю последнюю неделю светили по телику.
— Ах, ты этот… Солдат, как его там… Ну, которого наши заложили Украине.
Ударение на «а» прозвучало простонародно, но мне показалось натуральным.
— Верно. Как видишь, я не по твою душу.
— А по чью?
Это может показаться невероятным, но он даже не очень любопытствовал. Так, разговор поддерживает, раз уж я тут.
— Ты можешь дать мне наколку на ближайшую передачу денег за наркоту какого-нибудь из твоих конкурентов?
Его глаза стали и вовсе как лезвия ножа. Если это была метода прятать их выражение, то не самая удачная. Потому что опытного собеседника скорее настораживала, чем расслабляла. А тогда какой смысл что-то прятать, если сам метод хуже, чем то, что прячут?
— Зачем?
— Хочу увести деньги.
— А товар?
Вот теперь он слегка заинтересовался. Даже его дробовик отклонился сантиметров на двадцать к полу. Тяжело все-таки держать такую бандуру, подумал я. Теперь, при желании, я бы мог его опередить.
Теперь, при желании, я бы мог его опередить. Только мне это показалось лишним.
— Товар возьмут цветные, тебе туда лучше не соваться.
Он взвесил идею, вздохнул. Товар ему бы очень хотелось прикарманить, я почти ощущал, что ещё немного, и он пустит по моему следу своих орлов, которым даст задание стрелять в спину, когда я пробьюсь к противникам и положу их боевиков. Все-таки нет, решил, что слишком опасно, он же не будет знать моего образа действия, а значит, проследить толком не сможет. Для верности спросил:
— Будет стрельба?
Я решил брать инициативу в свои руки.
— Я похож на вора?
Он вздохнул, ружьецо его опустилось еще сантиметров на десять.
— Ты похож на громилу. Значит, стрельба будет.
— Ты угадал мой почерк.
Он подумал и вовсе отложил пушку в сторону. Это было интересно, потому что именно сейчас, судя по идеям, которые его обуревали, он должен был держать меня на мушке. А опытные типы подобных ошибок не допускают. Значит…
— Я не могу тебе помочь.
— Зря. Этим ты не просто ослабишь конкурентов, но и лишишь их десятка стрелков, разве это не стоит того, чтобы подумать?
Так и есть, наш разговор прослушивался кем-то, кто находился тут же, в этом же доме. И даже умел каким-то образом подавать Льду сигналы о своем решении.