Ментаты молчали, их больше не было в этом мире. Остальные живые существа тоже не улавливались. Я заглянул в завоеванную лабораторию. Так и есть, ментатная аппаратура горела, изрыгая клубы темного дыма, насыщенного разнообразной органикой, десяток мужчин и женщин из обслуги, залитые кровью, отчетливо видимой на светло-голубых халатах и комбинезонах, лежали на полу помещения. В специальных жизнеобеспечивающих стойках три голых карлика с огромными головами обвисли на широких, телесного цвета поддерживающих ремнях. Множество проводов, отходящих от вживленных в их головы электродов, передавали на всевозможные дисплеи только прямые линии без признаков каких-либо биений или пульсаций. Да, взрыв оказался мощнее, чем я мог себе представить. Даже странно стало, как я-то уцелел, находясь всего в пяти метрах от него, хотя и за углом входного тамбура, и с шлемом на голове.
Впрочем, все было к лучшему. Если бы я знал, что тут не нормальные ментаты, а искусственные кибероиды, построенные на мозгах, выращенных в пробирке, я, скорее всего, не стал бы их уничтожать, а просто попробовал выключить на время. Хотя это опасно — оставлять таких врагов за спиной, но по мне, убивать этих уродцев еще хуже, чем детей.
И все же я слишком много времени тратил на несуществующие проблемы. Пожав плечами, побежал вниз. Теперь можно было напасть и на Сапегова, остановить меня ментально было некому.
50
Как я и ожидал, самым опасным местом оказалась лестница. Слишком узкая, петлявая, ненадежная. И на каждом углу так легко было подстроить засаду.
И на каждом углу так легко было подстроить засаду… К тому же всюду слишком много осталось часовых. Каждому из них, глядя в глаза, надеясь, что за время боя внешность пана сержанты Глобулы не сползла у меня с физиономии, я серьезно, почти торжественно говорил:
— Оставаться на месте, я пришлю к вам офицеров!
Солдатики дергались, но после этого распоряжения особых препятствий мне не чинили и даже расспросов не устраивали. И все-таки все очень легко могло сорваться, так что я даже удивился, когда вывалился во двор, а со мной до сих пор ничего не произошло. Я имею в виду, что никто не пальнул мне в лицо или в спину, не поставил под угрозой расстрела к стене, руки на затылок, ноги на ширине плеч, не перекрыл одной из громоздких, глухо закрываемых дверей…
Впрочем, очень-то торжествовать было рано. К двери, ведущей наверх, на башенку, бежали со всего двора десятки кирпичномундирных. Были среди них и ребята в черной форме тайной полиции, но этих было слишком мало, и не они тут, похоже, командовали. Конечно, у меня уже давно была заготовлена отмазка, но все зависело, как всегда, от того, насколько быстро соображали офицеры.
К счастью, как в каждой элитной части, офицеры тут были не очень. Стоило мне увидеть троих охранников, причем двое явно только что встали из-за стола и не очень твердо держались на ногах, я бросился к ним, словно сгорал от нетерпения отдать рапорт. Солдатики в красных мундирах посторонились, даже один в черном увернулся, чтобы не задержать меня ненароком.
Оказавшись в десятке метров от командиров, я заорал, стараясь перекрыть сирены, которые выли в имении, оглушая все живое на десяток километров в округе. Формулировка, правда, получилась не очень:
— Он у сенсов, они сцепились… У него полно взрывчатки!
Это сработало. Как-то сразу стало ясно, что мой скромненький бластер, который я еще на лестнице сунул в кобуру, и взрыв, своротивший всю сверхпрочную башню, — вещи несопоставимые.
Офицеры рванули вверх, солдаты, завидев знакомые фигуры, морды и затылки, тоже взялись за дело, то есть побежали мимо меня. Все героически доставали на ходу оружие. А я двинул в другую сторону, к приемной Сапегова, с местоположением которой меня уже ознакомил Кирьян.
По дороге, стараясь не очень торопиться, потому что был уже на виду, а мирового рекорда по спринту за Глобулой не числилось, я на миг задумался, как могло получиться, что после взрыва я осматривался в зале ментальной команды Сапегова, потом по коридорам бежал вниз, уговорил по дороге все встреченные посты, а охрана лишь подбегала к зданию с башней? Но потом решил, что ответ кроется в самом удачном для меня времени суток — перед рассветом любой человек и хуже соображает, и медленнее двигается. К тому же часть офицеров выглядела пьяненькой, а другая изрядно намучилась во время ночных погонь за пустотой. В общем, мне по-прежнему везло.
Я прошел через все посты, даже не глядя на постовых, глухо, решительно обрубая все поползновения задать хоть один вопрос:
— К экселенцу, с докладом. Срочно!
Так я дошел до «предприемного» зала с пятеркой солдатиков, четверо из которых блестели кирасами. Вот к этим с разговорами подходить было нечего. Они по-прежнему стояли неподвижно, глядя строго перед собой, но стоило бы мне проявить хоть видимость напряжения, как они мигом взяли бы меня на мушку. У этих не заржавеет, это не неуверенные тугодумы наверху, на этих только посмотри косо, сам потом рад не будешь…
Один из них стоял в своей кирасе, со скорчером в согнутых руках, прижимая его к груди затвором, около зеркала. Это было отменное зеркало, высокое и прочное. Я почти не сомневался, что оно прозрачно с другой стороны, но сейчас это было не главное.
Я почти не сомневался, что оно прозрачно с другой стороны, но сейчас это было не главное. Я подошел к зеркалу и поправил форменный галстук, обвитый вокруг по-верблюжьи волосатой шеи, поправил волосы на лбу, кончики усов.
Потом я прыгнул на солдатика, врубил ему локтем в ухо, не выдергивая скорчер из чужих рук, направил на ближайшего же постового и через палец кирасника нажал на гашетку. Полоса дымного огня распорола зал и, выжигая чудовищный след на лепном потолке, уперлась в соседа справа. Того отбросило, словно бейсбольный мяч на подаче.