Старец смотрел на него с улыбкой — точь в точь как Будда напротив входных дверей, погруженный в свою счастливую нирвану. Глухов невольно усмехнулся в ответ, потом нахмурил брови и покрутил чашечку с остывшим чаем.
— Такое многие умеют, Номгон Даганович? Здесь, в Питере?
— Немногие. Трое-четверо достойных, владеющих чжия лаофа. Все — мои ученики.
— А если руками, без этих энергетических штучек? Просто мять и тереть, как делают массажисты?
— Тоже будет эффект, но слабее. И не сразу. Десять-двенадцать сеансов, причем у опытного мастера. Ты об этом хотел узнать?
— Не только. — Глухов нахмурился еще сильней, пощипал бровь.
— Вот вы сказали: странный тут народ, на западной окраине… Странный, согласен. Все, что назначено к благу, умеем перевернуть к беде. Калечим, убиваем… Можно ведь и убить, так?
Смуглое лицо Тагарова посуровело и застыло. Теперь старец походил на бронзового Будду, размышляющего о людских несовершенствах и грехах.
— Можно, — произнес он после недолгой паузы. — Можно и убить, сын мой. Чжия лаофа исцеляет, чжия лаофа убивает… Но этому я научил не трех, не четырех, а одного. Одного, за двадцать лет! Достойнейшего из достойных… бойца, Хранителя Тишины… Но он не такой человек, чтоб…
— Не о нем речь, — отмахнулся Глухов и тут же добавил: — Вероятно, не о нем. Не о великих бойцах и не об этом чжия лаофа — скорей, о том, что делают руками. Обычный массаж или что-нибудь мануальное, опытный мастер… очень опытный… Что он может?
— Имеешь ввиду — убить? — Глаза старца превратились в две узкие щелочки, ноздри затрепетали, будто в келье повеяло мертвечиной.
— Не просто убить — запрограммировать смерть. Скажем, такая метода: лечебный массаж, после которого пациенты с гарантией переселяются в лучший мир. Но не сразу, не вдруг, а через несколько часов. Смерть выглядит естественной. Инфаркт, чаще — обширный инсульт… Быстрая смерть, почти мгновенная. До телефона не добраться, на помощь не позвать. Такое возможно, Номгон Даганович?
Глаза Тагарова совсем закрылись. Видимо, он размышлял, и Глухов, замерев на табурете, боялся жестом или словом прервать этот ответственный процесс. Время шло, минуты тянулись неторопливо, как верблюжий караван, увязший в зыбучих песках, и он поневоле стал вслушиваться в тишину, царившую под сводами ашрама. Она казалась не могильной, но живой: за окном щебетала какая-то птаха, поскрипывал пол под чьей-то легкой поступью, шелестели страницы книги, а издали — видимо, из тренировочного зала — доносился дробный сухой перестук бамбуковых шестов.
Время шло, минуты тянулись неторопливо, как верблюжий караван, увязший в зыбучих песках, и он поневоле стал вслушиваться в тишину, царившую под сводами ашрама. Она казалась не могильной, но живой: за окном щебетала какая-то птаха, поскрипывал пол под чьей-то легкой поступью, шелестели страницы книги, а издали — видимо, из тренировочного зала — доносился дробный сухой перестук бамбуковых шестов.
Старец приподнял веки.
— Такое не сделать. Быстро не сделать, даже с бальзамом абъянга или шародхара… Есть точки — и опытный мастер их знает — для стимуляции кровообращения в определенных органах или телесных частях, и здесь, — он коснулся шеи под ухом, — их четыре. Техника шу-и, древнекитайский метод лечения склероза… можно усилить снабжение кровью мозговых тканей… Но если нажимать в известном порядке и ритме, это случится не сразу, а через шесть, через семь или восемь часов. Будет запрограммировано, как ты сказал. Но руками, без чжия лаофа, сильный эффект не получишь. Ударит в голову, но не убьет. Видишь ли, сын мой, человек — выносливое существо.
— Здоровый человек, — уточнил Глухов. — И молодой.
— Конечно. — Старец прижал подбородок к груди, и теперь Ян Глебович мог видеть лишь его бритый череп. — Но мастер, владеющий точечным массажем, всегда осведомлен о самочувствии пациентов. Особенно преклонного возраста.
— Возраст был преклонным, — с расстановкой сказал Ян Глебович, будто три гвоздя заколотил. — Весьма преклонным. И, несомненно, были болезни. Сердечно-сосудистые, атеросклероз, ишемия и эта… как ее… ангиопатия.
— Тогда все возможно. — Тагаров покосился на Глухова, и тот вдруг подумал, что его собеседнику не меньше лет, чем генеральше Макштас или художнику Надеждину. Скорее всего, больше, под восемьдесят. Но в это верилось с трудом.
— Все возможно, — повторил старец, покачивая головой. — Как и в том случае, если пациент молод, но болен. Только зачем? Для чего? Люди придумали много других способов убийства, и совершают их в злобе и гневе, не вспоминая о кармическом воздаянии… А оно неизбежно, сын мой, неизбежно. Убивший невинного переродится в гнусную тварь, в червя или мокрицу… Даже защищаясь, не стоит опускаться до убийства. Продемонстрируй свою силу, умение, решимость, и этого хватит. Ну, а если не хватит… — Он сокрушенно усмехнулся и сделал быстрое движение, выбросив вперед руку с вывернутой кистью.
— Если такое возможно в принципе, — произнес Глухов, — то мне хотелось бы поговорить о ваших учениках. Не тех достойных, обученных чжия лаофа, а о других, попроще. Вы ведь, наверное, многих учили? Целительству, восточному массажу, иглоукалыванию? Другим премудростям?