И все-таки — сколько было в том конверте?.. И как исчислен гонорар — за разовую или многократные услуги?..
В седьмом часу Баглай переоделся, сложил в саквояжик баночки с мазями и маслами, запер кабинет, спустился вниз и вышел на улицу. Следом за ним — легка на помине! — выпорхнула Вика. Волосы распущены, замшевый кожушок до колен, сапожки на высоких каблуках, шарф, сколотый у плеча агатовой брошью…
— Подвезти, Баглайчик?
Схватив за руку, она потащила его с проспекта во двор, к автостоянке и к новеньким «жигулям».
Восьмая модель, редкий цвет, асфальтный, машинально отметил Баглай и облизнул губы.
— Откуда тачка?
— Оттуда… — Стоя у дверцы, Вика возилась с ключами. — От спонсора-поклонника. Очень-очень солидного и щедрого… Знаешь, как это бывает? Виктория, вы потрясающая женщина… просто шикарная… я о такой всю жизнь мечтал, лет пятьдесят с хорошим гаком… В общем, долгий-предолгий срок… И больше мечтать не хочу и не желаю томиться при стерве-супруге, хочу иметь! Чем я хуже президентов и генеральных прокуроров? Ничем! — Она скорчила забавную гримаску. — А дальше он падает в ножки, подносит цветы и слезы льет, ну, а Виктория спонсора утешает по доброте душевной: не томись, дорогой, не страдай, будут колеса, будет тебе и женщина… Самая шикарная… — Вика нырнула в салон, похлопала ладошкой по сиденью. — Залезай, Баглайчик! Куда поедем, ко мне или к тебе?
— Я в «жигулях» не езжу, тесноваты мне «жигули», — вымолвил Баглай. — Вот когда спонсор на «БМВ» разорится, тогда и потолкуем. А может, я сам тебе подарю… Если отработаешь.
Губы Виктории дрогнули.
— Отработаю, — с прищуром откликнулась она. — А может, спонсору скажу: есть тут один идиот, «БМВ» предлагает… Сказать?
— Стоит ли? Случится со спонсором удар, не будет ни тачки, ни спонсора… И что тогда?
— Другого найдем, — сказала Вика. — Свет велик, и в нем хватает и спонсоров, и идиотов. Ну, ты садишься или нет?
Пожав плечами, Баглай отвернулся и пошел к проспекту, ловить такси. За спиной раздался гул мотора, шорох шин по влажному асфальту, «жигуленок» скользнул мимо него, коротко и насмешливо рявкнув клаксоном, и серой тенью растворился в потоке машин.
Настроение было — хуже некуда. Мрачный день, унылая очередь пациентов, бесконечные разговоры о войне и о бомбежках, о беженцах и первых трупах, об обстоятельствах и вещах, до коих ему, Баглаю, дела не было — и все же эта гнетущая атмосфера раздражала и вселяла чувство неуверенности, незащищенности и хрупкости, словно напоминая, что есть события, которыми он управлять не в силах. Стычка с Викой добавила каплю к его раздражению, еще не переполнив сосуд, но обозначив уровень жидкости вровень с краем. Невольно он подумал, что ядвигиным девушкам полагается триста баксов за ночь, а Вику, как ни крути, оценили дороже, намного дороже, хотя оплачен ей не один-единственный сеанс, а целый курс лечебных процедур.
Он не испытывал ревности, не строил планов как отобрать ее у Мосла, и все же, все же… Все же казалось, что нечто у него отняли, не столь дорогое, как ваза эпохи Мин или картина Гварди, однако принадлежавшее ему.
Разорился старый хрыч на тачку, злобно подумал он о Мосле, потом, припомнив, куда направляется, решил, что нервничать по пустякам не стоит. Тачка — всего лишь тачка, один из многих способов приобрести благосклонность женщин, но существуют варианты и получше. Камешки, например… За дюжину черешинских камней он мог бы купить гарем с тремя «кадиллаками» впридачу… или два гарема, или три, если выбрать камешки с умом…
На миг блеск изумрудов ослепил его, и мысль о них согрела сердце.
Глава 10
— Что-то ты нынче невесел, бойе, — стащив халат, Черешин зябко поежился и лег на диванчик, подставив худую спину.
— День такой. Тяжелый день, — пробормотал Баглай, начиная мерными круговыми движениями втирать мазь в черешинскую шею.
Глава 10
— Что-то ты нынче невесел, бойе, — стащив халат, Черешин зябко поежился и лег на диванчик, подставив худую спину.
— День такой. Тяжелый день, — пробормотал Баглай, начиная мерными круговыми движениями втирать мазь в черешинскую шею. То был секретный целебный состав, приготовлять который он научился у Тагарова, тибетского монаха, в бытность свою в ашраме: конопляное масло, смола ватика, медвежий жир и тигриная желчь. С последним компонентом было непросто, его привозили из Маньчжурии и только для своих, а в этот круг Баглай не попадал, хоть занимался у Тагарова не меньше года. Приходилось хитрить, выпрашивать, сулить большие деньги, зато эффект был налицо: неведомым волшебным образом мазь стимулировала кровоток, снимала ломоту в костях и боль от застарелых ран. Но применять ее полагалось в точной и небольшой дозировке, ибо излишек был не целителен, а вреден, особенно для пожилых людей.
Подцепив желтый пахучий бальзам кончиком ногтя, Баглай прошелся вдоль позвоночника, растер поясницу и начал разминать черешинские шрамы. Юрий Данилович закряхтел.
— Жжет, подлая… жжет, но боль проходит… — Он повернулся на бок, подставляя пальцам массажиста колено и бедро. — А день и правда тяжелый… тут ты, бойе, не ошибся… не всякий день по городам Европы бьют ракетами… и бить еще будут… я не увижу, даст бог, а ты нахлебаешься, парень… ох, нахлебаешься!..