— Я пройдусь, — сказал Баглай, вытягивая ремень из брюк и складывая его вдвое. — И по тазобедренным, и над ними. Неделю на присядешь!
Он размахнулся, и Вика со смехом отскочила, распахнув на мгновение халат. Под ним были длинные стройные ножки в полупрозрачных колготках, затем — нагая розовая плоть и что-то узенькое, кружевное, тонкое — такое тонкое, что мнилось, будто острия сосков проткнут кисейный полог ткани.
Баглай невольно вздрогнул, а Вика выскользнула в коридор, проворковав на прощанье:
— Смотри, Баглайчик!.. В другой раз и правда к Уткину пойду!
Вика удалилась к отделению физиотерапии, изящно покачивая бедрами, и было ясно, что ничего она не крутанула, не потянула, а ночью маялась совсем по другой причине. Баглай чертыхнулся, закрыл дверь и, чтоб успокоиться, сделал несколько дыхательных упражнений, попутно разглядывая список с восемью фамилиями. Все — женские, и можно было держать пари, что самой юной клиентке стукнуло семьдесят.
Чтоб окончательно прийти в себя, он начал вычислять, сколько таких стариков и старух залезут к нему на стол, чтобы хватило на ту китайскую вазу эпохи Мин, нефритовую, голубовато-зеленую, с резным клыкастым драконом, то ли парившим в поднебесьи, то ли купавшимся в лазурных океанских водах. Получалось, что двести — это в случае частных сеансов; а если работать через «Диану», так все пятьсот. Он представил себе эту груду мяса, этих склеротиков и гипертоников, сердечников и подагриков, сплюнул в раковину, сморщился, зло скривил губы и забормотал:
— Затылочную ямку, суставы шеи, а также ладони и пятки растирать жиром до сухости и вытереть мукой — так изгоняют ветер сердца и демонов сердцебиения. Чтоб подавить бессонницу и слабость в теле, в эти же места втирать растительное масло, а при бессоннице еще втирать в голову мускус с топленым молоком. При безумии и припадках втирать масло, которое пролежало год. При недержании семени растирать поясницу и копчик, используя жир выдры или ящерицы да-бийд. При ряби в глазах втирать жир грифа и…
Это были рекомендации из древнего канона «Чжуд-ши» — тайного восьмичленного учения тибетской медицины, которое он проштудировал в ашраме, у Номгона Дагановича Тагарова. Тагаров обучил его многому, а главное — технике шу-и, способной стимулировать или ослаблять кровоток; но ведал ли он, как эти знания сработают на практике?
Баглай усмехнулся, не прерывая заунывного речитатива. Странные слова, что были нанизаны в столь же странные, непривычные фразы, успокаивали не хуже дыхательных упражнений. Постепенно лицо его разгладилось, дыхание стало мерным и ровным, серые глаза посветлели, и яростная ухмылка уже не кривила губ; он был готов к работе. Стрелки часов над массажным столом показывали девять тридцать, когда он распахнул дверь, посмотрел на сидевшую в кресле старую женщину и негромко сказал:
— Прошу!
Она вошла, поздоровалась и протянула процедурный лист. Ей было семьдесят три; два счастливо закончившихся инфакта, язва двенадцатиперсной кишки, диабет — в легкой форме, боли в суставах и искривление позвоночника.
— Первый раз у меня? — спросил он, когда женщина, раздевшись за ширмой, улеглась на стол.
— Первый раз у меня? — спросил он, когда женщина, раздевшись за ширмой, улеглась на стол.
— Первый, доктор… Простите, не знаю вашего имени-отчества, в регистратуре у вас только фамилии написаны…
— Так меня и зовите — доктор Баглай.
Строго говоря, он был не доктором, а только массажистом, но знал о человеческом теле побольше иных докторов. Когда-то, лет пятнадцать назад, отсутствие диплома вызывало у него приступы ипохондрии, но теперь он знал, что главное — не числиться, а уметь. Он умел. И, к тому же, был свободен от клятвы Гиппократа.
Его длинные гибкие пальцы пробежали вдоль позвоночника, дрогнули, остановились, замерли. Сколиоз… Вылечить нельзя, но облегчить боль можно. Как говорил Марциал, искусство великое — растирать тело умелыми руками, освежая тем самым все его члены и утоляя страдания… Но за искусство, тем паче — великое, нужно платить. Хорошо платить!
— У вас боли здесь и здесь? — Он осторожно коснулся поясничных областей.
— Да… да, доктор… Сильные, особенно по вечерам… Спать не могу… стою всю ночь на коленках… ни на бок не лечь, ни на спину, ни…
— Это мы поправим.
Пальцы — все так же осторожно, мягко — надавливали там и тут, в ключичных ямках, под затылком, у основания шеи, вокруг лопаток, у плечевых суставов. Глаза не принимали участия в этой деликатной процедуре; глаза, в общем-то, были не нужны, как слишком грубый и несовершенный инструмент сравнительно с чуткими подушечками пальцев.
— Это мы поправим, — повторил он, капая в ладонь масло. — Обязательно поправим. Но дважды в год вам надо приходить ко мне. Дважды в год — десять сорокаминутных сеансов… А это недешево стоит.
Женщина повернула голову, и он увидел ее глаза — блеклые серые радужинки и старческие белки в алой сеточке капилляров.
— Сын обещал, что будет платить… У меня хороший сын, доктор. Экономист, менеджер… И невестка тоже хорошая. Они мне говорят — сколько можно мучиться, мама?.. деньги — это ведь только деньги… они должны радость приносить… и хотя бы чуточку здоровья… Потом звонить начали, по родственникам, по знакомым и друзьям… И кто-то рассказал о вашей «Диане»… дескать, есть там чудодей, который лечит стариков… маг с волшебными руками… так и сказали, с волшебными… про вас сказали, доктор… Правду?