Хотя бойцами циклопы всегда считались очень хорошими, надежными, верными. Среди тех, кто уходил служить в армию, рассказывали, что бывали времена, когда циклопы не боялись даже с боевыми слонами схватиться и летучих пегасов сбивали метко брошенным камнем, и даже мантикор с самых южных островов удавалось раздавить в рукопашной… Да, были циклопы в прежние времена, не то, что ныне, решила Крепа, и тут же ей подумалось, что вот за это ей и приходится страдать, мучиться в этой крепости, терпеть обиды и наказания… Измельчала как-то незаметно их порода, уменьшилась в росте, иссякла в подлинной силе, осталась только память, которая у них, у циклопов, всегда была на диво хороша — сама Крепа не считалась в их роду умной, но и то могла бы без запинки назвать всех предков своих за последние два десятка поколений, а это, что ни говори, четыре тысячи обычных лет. Для каких-нибудь короткоживущих, вроде людишек, поколений за сотню, не меньше… Впрочем, считать она тоже как следует не умела, а сколько жили люди — вообще оставалось для нее загадкой. На поле боя они, как правило, умирали быстро и бесполезно, кстати, она сама много раз была тому причиной…
Крепа попробовала присесть, чтобы ноги отдохнули, но потом все же прошлась по скрипучему настилу башни. Она могла без ошибок сказать, как скрипит каждая из досок, ведь у каждой был свой голос, своя слабина и треск под ногами… От безделья, от скуки можно было продлить внимание до семьи оленей, которые бродили на южном склоне северной горы, подсмотреть, как двое молодых оленят ощипывали кусты, все время удерживая в поле зрения хвост оленихи. Но этим Крепа тоже устала развлекаться. Можно было обратиться на северный склон дальней горки перевала, там обитала семья жуткого черного борова, иногда Н’рх отряжал команду, чтобы забить их всех на мясо, но старый и умный кабан уходил от охотников своих свиней с приплодом, оставляя преследователям только следы… Вот если бы она пошла на охоту, она бы непременно кабана обманула как-нибудь, а может, и не стала бы, пусть себе живет и плодит свое семейство. Зачем его забивать, ведь еду-то им привозят на подводах из долины, не всегда это была свежая и вкусная еда, но зато ее было много.
И вдруг что-то изменилось в мире вокруг, как Крепе на миг показалось, в самом воздухе. Она подошла к краю башни, даже вперед немного подалась, хотя обычное ограждение тут было едва ей по колени, и очень легко можно было слететь вниз, а это означало для нее конец, при ее-то массе она даже с такой в общем-то не очень значительной высоты разбилась бы… Но там, где-то очень далеко, возможно за сотни миль от их крепости, что-то сдвинулось — это было точно.
И вдруг что-то изменилось в мире вокруг, как Крепе на миг показалось, в самом воздухе. Она подошла к краю башни, даже вперед немного подалась, хотя обычное ограждение тут было едва ей по колени, и очень легко можно было слететь вниз, а это означало для нее конец, при ее-то массе она даже с такой в общем-то не очень значительной высоты разбилась бы… Но там, где-то очень далеко, возможно за сотни миль от их крепости, что-то сдвинулось — это было точно. Вернее, если бы Скале хватило слов на том языке, на каком разговаривали местные коротышки, с которыми приходилось служить, она бы попробовала им объяснить, что сдвинулась вся структура местности, что-то неизвестное прежде довольно сильно повредило состояние гор и лесов, вторглось в их жизнь. Она даже попробовала подумать, как это могло быть, что же такое случилось, чтобы настолько заметно все вокруг переродилось? Но ничего не придумала и все же обеспокоилась.
Да и было от чего беспокоиться, ведь странным, свойственным только циклопам чувством она твердо знала — это как-то касается их крепости и, может быть, даже затронет и ее, циклопу Крепу Скалу… Но этого быть не могло, потому что уж очень далеко это случилось. Эта мелкота, карлики или гноллы, не умеют ощущать что-либо на таком расстоянии, для этого нужно быть очень хорошим дальновидцем, даже не всякий циклоп ощутил бы это изменение, а лишь лучшие и самые опытные из них.
Вот-вот, решила она, эта-то дальновидность ее и подвела, когда она, убежав из дому, решила прибиться к армии герцога Шье, или как его там с соблюдением всех титулов на самом деле зовут? Кажется, герцог Лу-Кром дук Мас ле Шье, и еще как-то вдобавок… Это неважно, его все равно все называли старый Шье, и никак иначе.
Спору нет, герцог он был неплохой, заботился о том, чтобы всем своим соседям, а их было немало, не менее полудюжины, хотя бы раз в три-четыре года объявлять очередную междоусобную войну. И армию содержал неплохо, и поручики с капитанами у него оказались толковые, все драки почти выигрывали, с кем бы ни пришлось воевать… Но вот из-за того, что воевать приходилось часто, прибивался к нему порой разный сброд, какой в армии, часто теряющей бойцов, как-то сам собой незаметно накапливается.
А у герцога была одна странность: не любил он, когда его солдаты дерутся, вообще, полагал, что если он кому-то платит, значит служивый принадлежит ему со всеми потрохами, пусть он и самый отпетый бандит, а не служака, а все равно принадлежит, и якобы он, герцог Шье, найдет ему достойное применение для чего бы то ни было… Вот тогда-то и вступил в их отряд, собранный из самых крупных и сильных солдат, один лесной тролль, очень скверный был парень, задиристый, а хуже всего в нем было то, что он своих от чужих не отличал, да и не собирался отличать. Всех под одну меру мерил, если ты хоть чуть ниже его, значит, должен ему подчиняться и слушать. Для Крепы так и осталось загадкой, чего он на нее взъелся и стал к ней придираться.