— Ванда, закрой двери. — Хранца бросилась исполнять приказание едва ли не бегом. — И принимайся за дело, теперь твой черед.
6
Джарсин обратила внимание, насколько эти жесткие, сильные мужчины были выше ее Хранительницы. Кто-то на голову, кто-то и вовсе нависал над ней, словно скала. Рыцарь из орков был, пожалуй, раза в три тяжелее и мощнее, чем ее пифия и управительница замка, а все же… Многие из них смотрели на нее со страхом, и не составляло труда догадаться, кто бы из них победил, случись им сойтись в единоборстве. Разумеется, не на мечах, не состязаясь в силе и обученности поединку, а вообще… Ванда тоже понимала это, она почти улыбалась, вот только с ее-то нелюбовью к мужчинам, к этим глыбам мяса, костей и похоти, она готова была применить самые изощренные испытания.
Впрочем, Джарсин уже догадывалась, что сделает Хранца. На этот раз она обойдется без мучительства, она собиралась проверить их иначе.
На этот раз она обойдется без мучительства, она собиралась проверить их иначе.
— Внимание. — Хранца даже руку подняла, чтобы все девять оставшихся мужиков смотрели на нее. — Мое испытание будет простеньким. — Она даже ухмыльнулась, возможно, чтобы поддержать их, а может быть, чтобы еще сильнее запугать.
И тогда перед внутренним взором каждого из них возник… пасьянс, обычный карточный пасьянс на две колоды, где все карты были разложены в произвольном порядке в восьми столбиках. Слева имелось шесть свободных клеток, куда можно было укладывать по одной карте, а справа были четко выражены восемь других клеточек, куда следовало уложить все восемь мастей, от туза и до короля. Это было довольно необычно, но Джарсин не спешила упрекнуть Ванду.
Она разложила пасьянс сама, вычитав его из сознания Хранцы. Все было просто, но вот какая штука — он решался единственным образом, и так легко было совершить ошибку… По сути, нужно было увидеть и понять комбинацию, где карты следовало как бы перемешать, и лишь тогда, как и было замечено Джарсин, он решался до конца. Она даже пожалела на миг этих дуболомов, потому что ни один из них, как она полагала, не был обучен такому образу мышления и, следовательно, не мог справиться с заданием. И лишь тогда она поняла…
Поняла, что делала Ванда. Она проверяла их на удачливость, на способность даже наобум, не понимая конечного результата, выбирать необходимые действия, совершать поступок, который бы несомненно, пусть и с отклонениями от оптимального варианта, все же приводил к успеху. Это было неглупо, Джарсин стала следить за тем, кто и как справляется с пасьянсом.
Один из воинов сделал несколько ходов, потом передумал, как-то сумел исправить неудачное решение и все же пошел по правильному пути. Вглядываясь в его сознание, Джарсин не видела его внешним образом, не могла оценить даже цвет его глаз, волос, кожи… Она могла видеть лишь, как ворочались его не очень плотные, какие-то порхающие мысли. Другой, восточник, думал более трудно, и мысли у него были тяжелые, словно глыбы камней, почти валуны. Но он был очень удачлив от природы, а потому медленно и в целом верно шел по правильному пути, хотя не очень-то благополучно решил один из столбиков, который выложил. У него могла быть с ним проблема, Джарсин и сама не понимала, как он теперь поступит, но вдруг у него и это ошибочное решение как-то разрешилось, да, удача была на его стороне.
Третий тоже решил свое задание, и даже еще точнее, чем прочие. Джарсин подумала, что он как-то сжульничал, но, оказывается, Ванда предусмотрела и это. Она даже оглянулась на свою Госпожу, но та не протестовала, и Ванда успокоилась. Она была по-прежнему настроена против этих смертных, она почти ненавидела их, но достоинства каждого проявились в этом задании с наглядностью, которая Джарсин понравилась. Решение нашли четверо. И к ним следовало приглядеться особо. Джарсин даже порадовалась, что у нее есть теперь четверо проверенных слуг, которые, возможно, и вправду выполнят то, что она была намерена им поручить. Наконец все стало понятно.
Джарсин избавилась от внутреннего взгляда в сознание этих существ и посмотрела на них внешне. Они были характерными личностями.
Один был на четверть гоблином, на четверть орком, но основой ему служила кровь южных людей или восточных карликов, хотя такое сочетание встречалось очень редко. Впрочем, подумала Джарсин, если орки предпочитают людей поедать, то гоблины иногда воруют человеческих женщин, а бывает, что и оставляют их у себя. Она даже читала когда-то в юности одну почти любовно-эротическую сагу, где некая некрасивая в людском понимании женщина сама пришла в племя гоблинов и нашла там себе мужа, разумеется оставаясь младшей женой в его семье, но все же женой, со всеми правами дележки пищи за столом, крова от непогоды и постели для утех.
Другой был очень сильным на вид демоником с голубоватой, светящейся, как у этих существ часто бывает, кожей. Иногда, как слышала Джарсин, эти смертные умели летать, правда, не высоко и лишь в юности, пока не отяжелеют от прожитых лет. Но в старости у самых умных из них возникала другая особенность: они могли мгновенно переноситься в другое место, что было очень выгодно в схватке с несколькими противниками. Самые продвинутые из них умели перескакивать таким образом шагов на двадцать или двадцать пять, но и прыжок в три-четыре шага считался неплохим результатом. В лице этого демоника, чем-то похожем на морду очень умной и безволосой собаки, читалась обычно несвойственная собакам жестокость.