Джарсин просидела в библиотеке очень долго, пожалуй, поболе недели, обдумывая свои шаги в последовательности, которая позволила бы ей не наделать ошибок. Во-первых, не поссориться с остальными архимагами или поссориться хотя бы не со всеми сразу, потому что было ясно: если уж ей пришло в голову, какой сильной она станет для этого мира, если сумеет воссоздать Камень, то и другие об этом подумают, когда поймут ее замысел. И второе, что не нравилось ей, — слишком многое должны были исполнить слуги, ее подчиненные, ее рабы, потому что появляться в Нижнем мире она не хотела ни в каком качестве, ни в какой маскировке. Это не просто уронило бы ее достоинство, но и сделало бы на время посещения Нижнемирья страшно уязвимой, настолько, что только дурак не воспользовался бы возможностью уничтожить ее, просто на всякий случай, потому что там это было легко сделать любому архимагу, даже самому слабому из них, вроде Августа Облако.
Ей приносили еду в библиотеку, она даже разрешила разжечь камин, потому что временами начинала мерзнуть, чего с ней не случалось уже много веков, и все думала, читала, перебирала варианты своих действий и противодействия им других, враждебных сил. Получалось все довольно сложно, даже нелепо-сложно, но возможно и исполнимо, в чем Джарсин убеждалась все вернее, чуть не с каждым прочитанным кодексом и с каждым днем, проведенным в размышлениях.
Наконец она решила, что готова или почти готова. Она вызвала к себе Торла и Ванду. Кнет давно уже прибился к ней сам, хотя мог бы и не являться, толку от него было мало в той работе, которую она уже проделала и которую собиралась продолжать. Когда Торл и Хранца почтительнейшим образом доложили, что ожидают распоряжений, она оттолкнула — наконец-то! — последнюю из читаных книг и сказала охрипшим от недосыпания и усталости голосом:
— Ванда, готовь Прорицание, и смотри, чтобы на этот раз оно было точным и подробным, самым подробным, как только сумеешь. Торл, открой лабораторию, я вынуждена буду снова взяться… — она даже сумела улыбнуться, хотя от ее усмешки Кнет спрятал лицо в ладонях, — взяться за практическое колдовство. Ванда, вот что еще, когда сделаешь, что нужно для Прорицания, ступай в сокровищницу… Нет, туда мы пойдем вместе. — Джарсин тяжело поднялась с диванчика, на котором сидела все эти дни, и почему-то мигом почувствовала, какая же она грязная и неопрятная. Оказывается, она забывала все это время мыться, и даже руки у нее были по локоть в вековой пыли и паутине от книг. — Да, пожалуй, начнем с сокровищницы, вот только сначала в баньке ополоснусь… Значит, так — сначала в баню, потом в сокровищницу. У меня имеется там нечто, что нам понадобится.
3
Торл ступал так тяжело, что Джарсин решила оказать старику уважение, оглянулась на него и подняла бровь. Старик когда-то был человеком, сейчас в его лице осталось уже мало признаков этой расы, он походил на морщинистого и древнего гнома, вот только не с ладонь величиной, как они обычно бывают, а ростом почти до пояса самой Наблюдательницы. И борода у него была не совсем гномья, скорее карличья, окладистая, неопрятная, плохо расчесанная и с застрявшими в ней крошками, если приглядеться. Впрочем, с неожиданной брезгливостью подумала Джарсин, если приглядеться по-настоящему, в ней и вши обнаружатся — не просто старым стал Торл, но и грязным.
Впрочем, с неожиданной брезгливостью подумала Джарсин, если приглядеться по-настоящему, в ней и вши обнаружатся — не просто старым стал Торл, но и грязным. Это был бич людишек — неопрятность и малочувствительность всех органов в конце жизни.
Можно было бы его омолодить, сделать более подвижным, вернуть гибкость суставам, притом что голову старика, опытную, многодумную и когда-то светлую, талантливую, можно было бы тоже подновить — прочистить сосуды, снабжающие мозг кровью, восстановить кое-какие нервные узлы и ткани… Пожалуй, тогда бы более сорока лет ему никто из непосвященных не дал. Вот только теперь, когда многое, очень многое должно было в мире измениться, Джарсин решила этого не делать. Она найдет себе нового советника, лучше приспособленного к грядущему новому миру, что непременно возникнет согласно ее замыслу. Нет, на самом-то деле, если уж она берется за этот труд, не может же не получиться, чего она желает?!
А Торл что-то почувствовал, научился за свои два-три столетия жизни читать ее настроения и самые отчетливые мысли. Он даже решился заговорить, пока они спускались в темные, освещенные лишь редкими факелами коридоры, которые вели в такие подвалы, где и крыс уже не было, Джарсин их не любила и несколько раз пыталась извести, вот и не водились здесь крысы… О том, что тут и обычный смертный мог задохнуться, если его продержать чуть подольше, она не думала — знала с уверенностью.
Все же коридоры освещались тут не зря, Хранца хоть и вредная, как скорпиониха, но дело свое знала получше многих, пожалуй, ее-то уж можно будет пока не менять, как Торла. Все же догадалась, не сама побежала открывать сокровищницу, а послала кого-то, и незаметно это сумела проделать, вот факелы и горят… И все же хвалить ее не следует, пусть думает, что выполняет лишь то, что должна, иначе… И до повышенного самомнения додумываться станет, а зачем это? Вдруг ее тоже менять придется? Со смертными или даже с полумагами, как Торл и Ванда, в которых гордость просыпается, всегда какая-нибудь лишняя канитель возникает…