— Дурная примета, — угрюмо насупившись, буркнул Заль.
— Какая?
— Покров сорвало. Нельзя памятник раньше срока видеть.
— Один из ваших запретов?
— Нет. Примета, и все. Пустое суеверие.
Сказано было так, что Тарталья сразу понял: суеверие отнюдь не пустое. По крайней мере, для лохматого гитариста.
— Скульптор — гений! — похвалил он работу. — Пахлаван-пир вышел замечательно!
— Гений, — согласился Бижан, подойдя к ним неслышней тени.
Трубач подумал и уточнил:
— Бахрам Кава. Лучший скульптор империи.
Имя показалось знакомым. Ну конечно же! Памятник Нейраму Самангану: крылатый атлет, сотканный из языков пламени, устремляется ввысь. Тот же стиль — предельный реализм, но миг движения вносит в работу высокий пафос символизма… Разве что образ антиса Бахрам воплощал в другом материале.
Вдруг отчетливо представилось: две работы гениального скульптора застыли друг напротив друга. Сейчас Нейрам прянет в небо, но Мансур-ата уже пошел на захват.
Антис, чья реакция опережает свет, безнадежно опаздывает, время уходит — и вот Нейрам заключен в каменные объятия старика, не в силах оторваться от земли…
Все очарование улетучилось. На душе остался мерзкий осадок. Словно Тарталью обманули: привели в музей, содрали втридорога за билет — а внутри вместо шедевров великих мастеров обнаружились аляповатые копии, да еще и выполненные галлюциногенными красками, от которых начинается бред.
«Что на тебя нашло, малыш? Откуда взялись дурацкие ассоциации?»
— Идем, поможешь мебель распаковать, — хлопнул его по плечу Фаруд. — Заодно конфигурацию себе выберешь.
— У помпилианцев этим рабы занимаются. А у гематров — наверное, големы. Ты меня что, за человека не держишь?
Поймав удивленный взгляд Сагзи, Лючано махнул рукой — мол, не обращай внимания, я сегодня не в духе! — и поплелся за полковником.
— Мы к вам невропастом нанимались, — ворчал он себе под нос, намеренно отстав от Фаруда, чтобы тот не слышал. — А подсобных рабочих на бирже ищите… быдло неквалифицированное…
Однако работа неожиданно увлекла его. Расторопный крабопаук успел собрать два домика из пяти и трудился над третьим, когда Тарталья получил наконец возможность заняться обустройством собственного жилья. Переключив энергоблок мебельного трансформера на режим ручной транспортировки, он загнал чудо техники в предназначенное ему жилье и принялся изучать стандарт-варианты компоновки.
Как и следовало ожидать, ни один из них кукольника не устроил. Пришлось запустить программу модификации. Через полтора часа новоявленный дизайнер остался доволен вирт-моделью и, включив трансформацию, поспешил оставить апартаменты. Дабы не мешать умной машинерии; а главное — из опасения оказаться придавленным стремительно растущей кроватью или холодильником.
Он выбрался из дома — и в растерянности захлопал глазами. За то время, что он конфигурировал мебель, вокруг вырос целый поселок! Пять аккуратных разноцветных домиков, все о четырех опорных столбах и обращенные дверями на юг. Кабинки биотуалетов, портативные утилизаторы, длинный стол со скамьями под навесом — для совместных трапез. Дальше стоял приземистый ангар для вездехода. К ангару примыкал склад, куда упрятали до момента установки памятник Гургину.
А челнок тихо улетел. Оставаясь в доме, Лючано даже не услышал — когда. Кругом деловито сновали вехдены, заканчивая обустройство лагеря. Помощь капризного невропаста им больше не требовалась.
III
От поселка к горизонту уходила холмистая степь. Густое разнотравье колыхалось под ветром морскими волнами. Вспомнилась безымянная планета варваров, на которую обрушился десант помпилианцев. Безбрежность степи, ноздри щекочет пряная горечь, в нее вплетаются медвяные ароматы и йодистый запах моря…
Здесь пахло иначе. Больше пряностей, меньше меда — и никакого моря. Плюс неуловимые оттенки: как вкус чая, их не опишешь словами. А в небе плывут серебристые точки и черточки летательных аппаратов. И маячит вдалеке решетчатая башенка энергоретранслятора.
Цивилизация.
Где-то рядом, примерно в километре, если верить Фаруду — все, что осталось от дома Мансура Гургина. Прикинув, что с вершины ближнего холма можно увидеть куда больше, нежели из поселка, уместившегося в неглубокой котловине, Тарталья двинулся к выбранной цели.
«Занять господствующую высоту и произвести рекогносцировку местности,» — всплыла в памяти фраза из какого-то фильма «про войну».
Словно подслушав мысли «контрактника», из-за ближайшего дома вынырнул Фаруд — в засаде ждал, что ли? — и решительно зашагал наперерез. Если занимать господствующую высоту, то со мной, и никак иначе. Однако полковник внезапно остановился на полпути и кивнул: ладно, мол, иди куда хочешь. Причиной такого благоволения оказался Бижан Трубач. Вехден нагнал кукольника и сделал в адрес начальства жест, означавший:
«Я прослежу, не беспокойся!»
Лючано ничего не имел против компании трубача. Вот если бы за ним увязались братья Хушенги…
— Нравится? — поинтересовался на ходу Бижан.
— Что?
— На Михре.
Тарталья пожал плечами.
— Нравится. Когда устаешь от городов и звездолетов, хорошо оказаться в тихом месте. Степь, глушь, одиночество… Если б мы еще сюда на отдых прилетели, а не на задание!