Дальше Бехбеев слушать не мог.
«Сейчас ты у меня узнаешь вкус крови!» — мстительно подумал он и изо всех сил ударил Катальдо по ухмыляющимся губам. Катальдо отлетел в угол и остался лежать на полу. Кровь с подбородка капала на голубую спортивную рубашку, расплываясь чёрными пятнами. Бехбеев шагнул вперёд.
— Иван! — предостерегающе подал голос Йоруба.
— Не беспокойся, Йор, добивать не буду. — Бехбеев наклонился над лежащим. — Подобный аргумент был в большом ходу у древних. Вы всё ещё хотите вживаться в их психологию?
Катальдо завозился на полу, сел, дотронулся до разбитых губ, увидав на ладони кровь, сморщился, словно собираясь заплакать, потом встал и быстро вышел из помещения заставы. Его никто не остановил. Забытый браслет остался в дешифраторе, который, включившись от толчка, негромко повторял:
— В настоящее время без определённых занятий…
Нескончаемо долгие, почти двухчасовые мытарства по входным кессонам Тёмного города до предела измучили Катальдо, так что он не ощущал ничего, кроме усталости, попав во внутренние ярусы. Здесь не было переборок через каждые двенадцать или двадцать четыре метра, не было ничтожной растительности и бесконечной толкотни. Внутренность этого единственного за пределами Земли мегаполиса поражала непривычный взгляд. С любого яруса открывался вид на один и тот же центральный зал: помещение площадью в несколько десятков квадратных километров. Потолок центрального зала был так высок, что напоминал небо. Катальдо слышал от кого-то, что в центральном зале можно искусственно создавать вполне настоящие облака, из которых идёт дождь. Стены Тёмного города были разных, довольно веселых тонов, но во всем, особенно в окраске потолков, светло-серых, чуть серебристых, чувствовался сознательный отказ от имитации под природу. Тёмный город понравился Катальдо.
В основном тут жил персонал автоматических заводов, которые всё же не могли работать совсем без людей. Отработав месяц на Плутоне, человек улетал на Землю, а на его месте появлялся другой. Но были и постоянные жители, считавшие, что не стоит тащиться через всю систему, чтобы попасть из одного мегаполиса в другой.
Но были и постоянные жители, считавшие, что не стоит тащиться через всю систему, чтобы попасть из одного мегаполиса в другой. К такому старожилу и направлялся Энеа Катальдо.
Владимир Маркус не был инженером, хотя и жил в Тёмном городе. Он был художником, одним из последних анималистов Земли и одним из первых пейзажистов Плутона.
Катальдо толкнул дверь студии, которая оказалась незапертой. Там никого не было, и Катальдо остановился у порога, оглядываясь и поглаживая щёку кончиками пальцев. Эта привычка появилась у него после того, как в заповеднике ему сломали челюсть. Кость срослась через четыре дня, но привычка касаться пальцами лица, словно проверяя его целость, по-видимому, осталась навсегда.
С эскизов и набросков смотрели неприветливые, мрачные и просто злые пейзажи. Предположения Катальдо подтверждались.
«Недооценили меня, — подумал он, вспомнив заповедник, — а теперь поздно меры принимать. Я не один».
Дверь за спиной отворилась, в студию быстро вошел низенький сухой человечек.
— Извините, — сказал он. — Опоздал. С этими кессонами не знаешь, когда домой попадёшь. Вы Энеа Катальдо?
— Да, я писал…
— Знаю, знаю. Ну а Владимир Маркус — это я. Чем могу служить?
— Я читал ваши статьи. Вы говорите, что природа, купленная такой ценой, не нужна человеку. Я согласен с вами.
— Вы не совсем верно поняли. Я писал, что природа будет не нужна людям, просидевшим сто или двести лет в четырёх стенах.
— Это не важно, выводы получаются те же. Меня интересует другое. Вы писали, что вашу точку зрения разделяет много людей, причём готовых действовать. Это правда?
— Мы действуем.
— Есть ли среди вас ученые, техники? Только такие, которым вы доверяете, как самим себе?
Вместо ответа Маркус набрал на браслете индекс, а когда на вызов ответили, произнёс всего одну фразу:
— Джоти, если ты свободен, зайди ко мне. — Потом, повернувшись к Катальдо, сказал: — Странный у нас разговор, да еще стоя. Давайте пройдём в комнату и сядем.
Они направились было к двери, и тут в студию вошёл ещё один человек. Он тоже был невысок, но монументально толст. Человек с такой нездоровой полнотой впервые встретился Катальдо, и это сразу расположило его в пользу незнакомца.
— Позвольте представить, — сказал Маркус. — Джоти-шонкор Шиллонг, мой ближайший сосед и ближайший друг. Между прочим, крупный изобретатель. Джоти, это Энеа Катальдо, человек, приехавший с Земли, чтобы сообщить нам нечто важное.
Очутившись в комнате и усевшись за стол, Катальдо почувствовал себя уверенней. Несколько секунд он собирался с мыслями, потом заговорил:
— Вам не хуже меня известно, в какое нестерпимое положение попала Земля. Силы человечества тратятся на поддержание остатков природы. Людям жить невозможно. Самым правильным и логичным было бы прекратить гальванизацию этого полутрупа. Мы должны действовать. Надо заставить человечество отказаться от бессмысленной траты сил. Сделать это можно, лишь поставив его перед фактом гибели живой природы. — Катальдо перевёл дыхание и оглядел слушателей. — Я биолог, — продолжил Катальдо. — У меня есть ряд веществ, уничтожающих растительность. Разработаны способы их получения. Требуется наладить производство и найти способ равномерного распыления их над поверхностью Земли. Вещества очень активны, достаточно пятидесяти тысяч тонн, чтобы уничтожить растения на всём земном шаре, что равносильно гибели живой природы вообще. Так человечество будет поставлено перед необходимостью выработки новых моральных ценностей.
Так человечество будет поставлено перед необходимостью выработки новых моральных ценностей.
— Вещества действуют на человека? — быстро спросил Шиллонг, очнувшийся от летаргической задумчивости.