— А если они не были на Карантине? — спохватился Наан. — Ведь рогановская астрогация — дело ненадежное, да и непонятно, как они очутились здесь, если садились на Карантине…
— Они могли включить старт-автоматику, — возразил Котть.
— И главное, — сказал Болл, — главное — вдруг они все же там были?
— Но ведь на корабле, — вмешался в общий разговор Шорак, — может быть ценнейшая информация! И ради нее стоит рискнуть! Пусть кто-то один отправится туда.
— И главное, — сказал Болл, — главное — вдруг они все же там были?
— Но ведь на корабле, — вмешался в общий разговор Шорак, — может быть ценнейшая информация! И ради нее стоит рискнуть! Пусть кто-то один отправится туда. В крайнем случае мы рискуем только одним человеком. Добровольцем. — Он замялся. — Мной.
— А если нет там этой ценнейшей информации? — спросил Котть.
— И существует ли вообще информация, за которую нужно было бы отдавать жизнь? — холодно поинтересовался Болл.
— Но ведь вам самому случалось рисковать, шеф-пилот!
— Однако я до сих пор жив. Что вряд ли оказалось бы возможным, рискуй я так.
— Совещание окончено, — объявил Котть. — Спасибо. Расчетная орбита «Велоса» будет сообщена вам через…
— Нет, — жестко прервал его Болл. — Расчетная орбита «Велоса» нам не нужна.
Напряженное ожидание последних часов превратилось теперь у Болла в холодное, злое упорство. Если все уклоняются от решения, кому-то надо брать ответственность на себя.
Котть воззрился с экрана, как будто ему показали инопланетянина.
— То есть?
— Я не собираюсь отводить «Белое» на стационарную орбиту, Миша.
— Почему?!
— Потому что это не дает гарантии. Потому что всегда найдутся энтузиасты вроде нашего стажера, которые полезут за гипотетической информацией…
— На столь же, между прочим, гипотетическую гибель… — вставил Наан. — Я согласен со стажером, Борис.
— Бунт на корабле… — Болл улыбнулся, но улыбка была чисто механической. — Теперь ты понимаешь, Миша, что его надо…
— Уничтожить? Последний из рогановских кораблей?! Пойми, его нужно сохранить — как музейную ценность, наконец! Ведь опасность в самом деле гипотетична, а ценность — несомненна. Да и с опасностью сумеем же мы справиться… когда-нибудь. А пока — выставим надежную охрану, со временем — поставим барраж…
Когда-нибудь… Болл знал цену этому «когда-нибудь». Потому что была еще и четвертая высадка на Карантин. Высадка, о которой знал только Болл. Патрульный космоскаф пошел на посадку, и остановить его Боллу было нечем. Вагин, второй пилот «Синдбада», проработавший в патруле всего месяц, направленным лучом передал на космоскаф Болла: «Хочу попытаться. Иначе не могу. Кто-то ведь должен…» Официально Болл доложил, что космоскаф Вагина потерпел аварию в результате столкновения с метеоритным телом. Потому что сказать правду — значило слишком многим доставить горе большее, чем от известия о такой вот случайной гибели. Но с тех пор Болл не верил в «когда-нибудь».
— Миша, меня зовут Болл, Борис Эдуардович Болл, и мой карт-бланш двадцать шесть — А — ноль двадцать девять.
— Ты хочешь?..
— Да. И отчитываться буду только перед Советом Астрогации.
Пилотам Пионеров и Дальней Разведки часто приходилось принимать решения, выходящие за пределы компетенции обычных командиров кораблей. Поэтому наиболее опытные из них получали карт-бланш, предоставлявший им автократию на неисследованных планетах и даже в нейтральных пространствах освоенных уже систем — вне стамиллионнокилометровой территориальной зоны, в пределах которой по космическому праву любой корабль подчинялся местным Советам.
Космоскаф находился в ста двадцати семи миллионах километров от Ксении, и Болл решил использовать свой карт-бланш.
Космоскаф находился в ста двадцати семи миллионах километров от Ксении, и Болл решил использовать свой карт-бланш.
Котть понял это.
— Боря, — сказал он, — эх, Боря…
И отключился.
— Шорак! — Слова Болла были отрывисты и сухи. — Пристыкуйте «мирмеки» к «Велосу».
— Шеф-пилот…
— «Походный устав», параграф семнадцать, три?
— Есть, шеф-пилот! — мертвым голосом сказал Шорак и забубнил: — КСГ борт семьдесят три к Эм — двести тринадцать, Эм — двести семнадцать, Эм — двести двадцать два…
— Наан, дайте траекторию на НИС — шестьсот сорок один. Наан молча отвернулся к вычислителю. По экрану траектографа поползли разноцветные кривые. Их движение все убыстрялось. Постепенно их становилось все меньше, они сливались и вдруг замерли одной четкой зеленой чертой, тут же возникшей и на курсографе. Болл положил руки на клавиатуру ходового пульта. Наан, рывком развернув свое кресло, ударил командира каменно-холодным и тяжелым взглядом.
— Это трусость, — очень тихо и очень зло сказал он. — Вы просто трус, шеф-пилот. И ответите за это.
Рядом с линией расчетной орбиты, заданной Нааном, на курсографе появилась вторая, пунктирная, и когда они совместились, Болл медленно вывел гравитры на крейсерский режим.
— Отвечу, — кивнул он.
IV
Соединенные усилия трех «мирмек» уверенно влекли «Белое» к НИС-641, солнцу Ксении, а на расстоянии двух десятых мегаметра параллельным курсом следовал космоскаф.
В рубке царило молчание, наполненное комариным звоном гравитров да изредка простреливаемое короткими диалогами, состоящими из строго уставных фраз. Болл и не пытался пробить брешь в немоте, отделившей его от экипажа, зная, что сейчас это бессмысленно. Может быть, потом…