Понурая троица поднялась по трапу. Бехбеев, орудуя манипуляторами, выдернул из дёрна колышки и поднял палатку, подобрал рюкзаки и грязный котелок.
— В конце концов, нас и нарушителями-то назвать нельзя, — извиняющимся тоном говорил за его спиной первый, — ни одного листка не сорвали, для костра только бурелом брали, то, что уже само упало. Я ведь здесь родился, вот в этой самой речушке рыбу ловил, уклеек. А теперь с собой в пакетике консервированную уху принесли. Думаю, от нас не так много вреда. Только что люди. Так ведь и вы люди.
— Вы видите, я травинки не коснулся, — сердито ответил Бехбеев. — А сколько лет след от нашего костра зарастать будет? И сколько листиков вы истоптали, пока сюда добрались? Ведь на сорок километров в глубь ушли! Поймите, это кажется, что вокруг девственная природа, на самом деле всё на волоске висит.
До сих пор в заповеднике ни одного сколько-нибудь большого муравейника нет. А вы топчете!
— Лоси тоже топчут, — вставил второй, — и к тому же едят.
— Лосей мало, и они костров не разводят. А людей девяносто миллиардов.
Некоторое время они летели молча, потом Бехбеев спросил:
— Как вы через границу-то прорвались?
— Пешком, — ответил первый. — Прошли ночью в термоизоляционных костюмах.
— Ясно, — проворчал Бехбеев. — Придется индукционные индикаторы ставить.
Гравилёт пересёк границу заповедника. Внизу потянулись заросшие жидкими кустиками пустыри зоны отдыха. Было раннее утро, но кое-где уже виднелись группы людей, играющих в мяч или просто гуляющих. Бехбеев опустил машину подальше от народа, открыл дверцу и сказал:
— Идите и больше так не делайте. Договорились?
— Договорились, — ответил третий, до того не сказавший ни слова, и Бехбеев понял, что это девушка.
Трое выпрыгнули из кабины и пошли к темнеющей на фоне светлого неба пирамиде Мегаполиса.
— Рюкзаки возьмите! — крикнул вдогонку Бехбеев.
— Не нужно.
Бехбеев смотрел, как они уходят. Конечно, им было бы сейчас смертельно стыдно идти с рюкзаками мимо людей, в тысячный раз топчущих одни и те же песчаные дорожки.
Йоруба, ответственный дежурный, сидел спиной к пультам, глядел в лицо Бехбееву и явно не слушал его доклад.
— …провел беседу и отпустил всех троих, — закончил Бехбеев.
— Хорошо, Иван, молодец, — сказал Йоруба, повернувшись к двери и насторожившись.
— Что случилось? — спросил Бехбеев.
— Погоди, сейчас…
Дверь открылась, и на пороге появился одетый в спортивный костюм человек. Первое, что бросилось в глаза Бехбееву, были странно поджатые губы и бегающий испуганный взгляд, не вяжущийся со спокойным выражением лица. Взгляд метнулся по комнате и остановился на медленно поднимающейся из кресла чёрной фигуре Йорубы. Вся сцена продолжалась долю секунды, потом человек вошёл в комнату, неловко шагнув, словно его толкнули в спину, а может, его действительно толкнули, потому что следом в помещение ввалился Иржи Пракс.
— Вот! — выдохнул Пракс и тяжело шлёпнул на стол какую-то бесформенную мягкую груду.
Сначала Бехбеев не сообразил, что принёс Иржи, лишь шагнув ближе, понял, что на столе, бессильно распластавшись, лежит труп зайца. Одного из тех зайцев, которых недавно завезли в их молодой заповедник. Заяц лежал, поджав ноги и разбросав по полированной поверхности стола длинные уши в редких белесых волосках. На боку, на серой шёрстке запеклась кровь.
— Это он его, — хрипло сказал Пракс, указав на мужчину. — Дробью. А ружьё в озеро бросил, чтобы не отдавать. И идти не хотел, удрать пытался. Пришлось его гравилёт блокировать и силком на заставу тащить.
— Чудовищно! — проговорил Йоруба. — Послушайте, как вы вообще до такого додумались? В живого из ружья!
— Оставьте, — поморщился человек. — Вы же охрана, и вдруг такие нежности.
— Ладно, оставим нежности, — сказал Йоруба. — Ваше имя?
— Зачем вам оно? Не ставьте себя в глупое положение, дорогой. Всё равно вы мне ничего не сделаете. Это была грубейшая ошибка Мирового Совета — загнать людей в мегаполисы и не предусмотреть наказания за нарушение режима.
Так что продолжайте наводить страх на благонравных детишек, а настоящие мужчины вроде меня будут жить по-своему.
— Имя! — повторил Йоруба.
— Не скажу.
Йоруба протянул руку, и, прежде чем нарушитель успел отреагировать, его индивидуальный индикатор был у Йорубы.
— Я буду жаловаться! — заявил нарушитель.
— Жалуйтесь, — разрешил Йоруба, подключая браслет к дешифратору. — Для нас наказания тоже не предусмотрены.
— Энеа Сильвио Катальдо, — зазвучал голос из дешифратора. — Тридцать семь лет. Биолог. В настоящее время без определённых занятий…
— Не биолог он, а умертвитель, — тихо сказал Иржи Пракс.
— И чего вы добились? — спросил Катальдо. — Ничего. Поняли, на чьей стороне преимущество? Ваше счастье, что я добрый, мучить вас не буду. Хотите знать, зачем я стрелял в этого зайчика? Для самопроверки. Вдруг я такая же мокрица, как и все остальные? Я, видите ли, считаю, что человечеству следует воскресить некоторые черты древности, этакую первобытную хватку жизни. А мы вместо этого трясёмся над остатками природы. Не трястись надо, а жить! Погибает природа — туда ей и дорога, значит, не выдержала естественного отбора. Не бойтесь, мы без неё не пропадём. Небось когда мамонты вымирали, тоже находились мудрецы, вещавшие об опасности. Только что-то незаметно, чтобы род людской без мамонтов хуже жить стал. Скорее наоборот. Понятно? Надо, чтобы люди вжились в психологию древних, узнали вкус крови…