— Можно, — согласился я.
Но этого не понадобилось. Вагон дернулся и, ускоряясь, двинулся в противоположную прежней сторону. А мы, как дураки, остались лежать на шпалах под ярким светом висящего на столбе фонаря. Так сказать, на всеобщем обозрении. Слава богу, обозревать было некому.
— Давай не пойдем домой, — предложил я, когда мы, грязные как свиньи, выбрались обратно в жилой микрорайон. — Можно снова напороться.
Раздался низкий-низкий, на пороге слышимости гул, и чуть шевельнулась под ногами земля. В космос отправилась очередная партия добровольцев.
— А куда пойдем? — спросила она.
— К Виталию, — придумал я. — Он тут в двух шагах живет, я у него был один раз.
— Зачем?!
— Диктант переписывал.
— Нет, второй час все-таки.
Неудобно.
— Удобно, неудобно!.. А от патруля бегать удобно?! — Я почувствовал, что начинаю злиться. Не на нее. Просто оттого, что нас обломал локомотив, и я так и остался девственником. Хотя звучит это и смешно. — Помнишь, как он нас учил: «добро должно быть с кулаками», «красота спасет мир», «лучше умереть стоя, чем жить на коленях»… Сами всё просрали, а теперь к нему неудобно!
— Он-то здесь при чем?
— Все они при чем!
— Перестань, Валенок.
— Да не «перестань»! — конкретно завелся я. — Я ему в глаза хочу посмотреть. Почему это мы должны лететь к этим чертовым звездам?! Как они могли подписать эту долбаную «Хартию»!
— Тебя никто не заставляет никуда лететь.
— Да?! А если я люблю тебя?!
— Тогда не кричи на меня.
Я даже остановился, стараясь взять себя в руки, потом сделал глубокий вздох и через силу улыбнуться.
— Извини, Мурка, — сказал я.
— Я все понимаю, — кивнула она.
— Он, конечно, ни в чем не виноват. Но давай все-таки пойдем к нему. Просто потому что так безопаснее. А мы стоим возле его подъезда.
— …Проходите, проходите, ребята. — Виталий Иванович сильно постарел за год, что я его не видел, но выглядел все-таки молодцом. Хотя, возможно, потому, что был одет в новенький спортивный костюм. — Какими судьбами в такой час? Что-то случилось? — спросил он, оглядывая нас. — За вами гнались?
— Да, патруль, — кивнул я, разуваясь.
— Можно, я сразу в ванную? — попросилась Шурка.
— Конечно, конечно, — засуетился Виталий. — Вот сюда, пожалуйста. Чистое полотенце висит на двери. Кстати, можно и одежду постирать.
— А ничего, что машинка шуметь будет?
— Нет, нет, ничего, я ведь один живу.
— А во что я потом оденусь?
— Там висит халат. Правда, он мужской.
— Тогда раздевайся, — сказала мне Сашка. — Тоже постираю.
— Комендантский час? — спросил меня Виталий, включая чайник, когда она заперлась в ванной. — Что же вы так неосторожно?
Я, оставшись в одних трусах, прошлепал за ним на кухню.
— Они нас еще до одиннадцати почикали, — возразил я. — Мы целовались. В парке.
Лицо у него стало таким, словно ему дали пощечину. Он опустился на стул.
Тут дверь ванной распахнулась и, шествуя павой, в коридоре возникла Сашка, задрапированная в шикарный японский халат.
— Как я? — спросила она.
— Супер! — отозвался я.
— Вы, Саша, восхитительны, — подтвердил Виталий, вымученно улыбнувшись.
— Тогда ждите меня, мужчины, — сказала она. — Я скоро буду.
И снова скрылась в ванной. И сейчас же там загудела стиральная машина. Почти как мезонный транспортно-пассажирский корабль «Свит Эппл-Эль».
— Подонки, — сказал Виталий, имея в виду, конечно, милицейский патруль. — Бедные вы мои. Как же это все скверно. И ведь они — русские люди…
— Они тут ни при чем, — сказал я. — У них приказ.
— Мало ли что приказ.
— У них приказ.
— Мало ли что приказ. В войну таких называли полицаями, а партизаны их вешали. И потом, после войны, их искали, судили и расстреливали. Правда, я тогда еще не родился.
— Не надо путать, Виталий Иванович. Кстати, чайник кипит, можно заваривать. Полицаи переходили на сторону врага, а наша милиция служит нашему правительству. — Я помолчал, а потом отважился: — Я давно хотел спросить у вас: почему вы нас предали? Как вы могли подписать «Хартию»? Почему вы не воевали? Помните, вы мне подсунули Стругацких? Вы ведь хотели, чтобы мы выросли смелыми и добрыми, чтобы мы полетели на другие планеты, чтобы мы покоряли их. И вот мы улетаем… Но разве так это должно было быть?!
Стоя спиной ко мне, Виталий разлил чай в две чашки. Обернулся, поставил их на стол. Сел.
— Валя, — сказал он. — Ты ведь знаешь все, и я не могу сказать тебе ничего нового. Стоит ли корить стариков, которые остались без будущего. Единственное, чем я могу помочь вам… Оставайтесь у меня до утра. С ней вместе. В той комнате, — указал он за стенку.
— Виталий Иванович! — Я вскочил. — Мне даже мама такого не скажет! Но ведь если узнают, что я ее… Что мы у вас…
— Не узнают, — усмехнулся он. — А если и узнают, что с того? Я уже все потерял.
Над входом в мэрию белыми буквами на зеленой ткани красуется ненавистная надпись: «Земля сыновьям Аллаха». Это единственная зримая деталь, навязанная нам ОАЗИ. В «Хартии» она прописана отдельным пунктом.
Мы с Сашкой, ее родители и моя заплаканная мама сидим на скамеечке возле двери загса, ожидая своей очереди. Брак сегодня стал настоящим «таинством», никто не хочет, чтобы его выбор стал известен посторонним. Ведь не ясно, какой из вариантов унизительнее.