— А есть на Несс люди, которым не по душе идея Большой Базы?
— Конечно. — Рикард взглянул на меня не без иронии. — Почему же им не быть? Это даже хорошо, что есть такие люди. Это позволяет принимать более взвешенные решения.
— Чем же они мотивируют свое неприятие?
Рикард насторожился:
— Как это — чем?
— Вот я и спрашиваю…
— Воронкой, понятно. — Рикард смотрел на меня с удивлением. — На планете Несс есть феномен. Скажем так, достаточно опасный феномен.
Скажем так, достаточно опасный феномен. С ним связаны некоторые другие, тоже не поддающиеся толкованиям феномены. Но ведь на любой феномен можно смотреть не только как на источник опасности, но и как на чудо. «Именно как на чудо!» — передразнил он чей-то, наверное популярный на Несс, голос. — Здесь важно понять, есть ли для преобладающего большинства населения Несс разница в том, крутится Воронка под стиалитовым колпаком в вечных сумерках или она так же вечно, но открыто крутится под лучами солнца Толиман? Я лично за проект Лина. Голосую за него обеими руками. Я хочу жить не ради чуда, а ради человечества. Для любителей чуда, в конце концов, можно построить действующую модель в натуральную величину.
Рикард удрученно хмыкнул:
— Правда, это уже не будет чудом.
И выругался:
— Угораздило Воронку оказаться в том единственном уголке планеты, где возможно строительство космопорта! Но я не думаю, — покачал он головой, — чтобы кто-то всерьез попытался оставить нас без Большой Базы. Чудеса чудесами, инспектор, но каждый знает, что истинных чудес только два.
— Вселенная и Человек, — улыбнулся я.
Рикард мне действительно понравился.
— Не каждый палеонтолог знает старых философов.
— Думаю, и не каждый инспектор, а? — несколько подпортил впечатление Рикард. — И о чуде я заговорил лишь по одной причине: если поставить человека в определенные обстоятельства, он сам способен на любое чудо.
— Пожалуй, — согласился я.
Рикард с любопытством рассматривал меня:
— Лин должен бояться вас.
— Инспекторов Управления, в принципе, должны бояться все.
— Но Лин должен вас бояться особенно.
— Почему?
— Потому что вы молоды, инспектор. А раз вы молоды, значит, будете рыть землю всеми копытами. Вы тут у нас весь огород перепашете, я чувствую это. Только не забудьте, инспектор Аллофс, у перечисленных нами проблем несколько сторон, тут нельзя действовать с налету. Не стану утверждать, что вы столкнетесь с откровенной ложью или с какими-то откровенными подтасовками, но что-то такое непременно произойдет. Бывает ложь столь тонкая, что практически не отбрасывает тени. Вы поняли меня?
— Нет.
Рикард разочарованно уткнулся в свое блюдо:
— Жаль.
Мне тоже было жаль. Я так и сказал ему.
— Мое дело проверить документацию, взглянуть на проблему со стороны, еще раз оценить преимущества предлагаемого проекта.
— Не думаю, что вы остановитесь на этом, инспектор. Не похожи вы на человека, который способен остановиться на полпути. Это не только Лин, это даже я чувствую.
— Я всего лишь контролирую качественное выполнение Положения о Космосе.
— Да знаю, знаю! — отмахнулся Рикард. — Поговорим лучше о другом.
— С удовольствием, — согласился я и предложил: — Например, о Воронке. Или о Голосе.
— Почему бы и нет? — Рикард уставился на меня с любопытством: — Вы что? Созрели?
— Почему для этого надо созреть? Существуют какие-нибудь запреты? Нам нельзя вот просто так обсуждать такие проблемы?
— Ну что вы, инспектор. У нас нет никаких запретов. В этом отношении мы на Несс почти святые. Правда, чтобы говорить вслух о Воронке или о том же Голосе, надо набраться определенного мужества. Не говорят же у вас на Земле, в гостиной, во время светского приема о каких-нибудь запущенных мерзких болезнях.
Не говорят же у вас на Земле, в гостиной, во время светского приема о каких-нибудь запущенных мерзких болезнях.
— А вы запустили болезнь?
— Не знаю, — вздохнул Рикард.
По его глазам я видел, что он действительно не знает.
Некоторое время мы ели молча.
— Вы знаете Оргелла? — спросил я.
— Оргелл? Художник? Конечно, знаю. Очень неплохой художник. Я, правда, знаю его не как человека, а именно как художника. Одно время он подписывал свои работы псевдонимом. Кажется, Хорст. Да, Уве Хорст.
Я вздрогнул:
— Как вы сказали?
— Уве Хорст, — повторил Рикард. — Думаю, это был не самый удачный псевдоним, Оргелл сам это понял.
И заинтересовался:
— Почему вы переспрашиваете, инспектор?
— Когда-то я знал человека с таким именем. Но не здесь… Далеко отсюда…
— Ну, это не наш Оргелл. — Рикард явно решил, что меня заинтересовало именно это имя. — Наш Оргелл родился на Несс, он никогда не покидал планету. Может, у него были еще какие-нибудь псевдонимы, не знаю. Честно говоря, я далек от искусства, инспектор. В искусстве для меня много темного. Я люблю простые вещи — четкий рельеф, внятный голос, вкусный запах. А этот Оргелл любил во все подпускать туману. Он часто писал хребет Ю. Все вроде похоже, а все равно что-то всегда не сходилось с действительностью, что-то всегда было немного не так, как на самом деле.
— Но вы сказали, что он неплохой художник.
— Разве мои слова противоречат ранее высказанному утверждению? Любой профессионал подтвердит вам: Оргелл не просто хороший художник, он мастер. Но по мне, и я специально повторяю это, в его работах было слишком много туману.