— Нужно учитывать, что по Кавказу рассыпано четверть миллиона горских евреев. Очень характерно, что у всех его трех детей — смешанные браки с евреями. Семья его первой жены перемешана с евреями. И его третья жена — Роза Каганович. Что это — голос крови?
— М?да, — сказал голос в трубке. — И еще подозрительно то, что совершенно отсутствуют фотографии его отца. А ведь тогда было принято, что хоть раз в жизни, на свадьбу, но сфотографируются. Тогда можно было бы проверить, есть ли хоть частичное внешнее сходство между отцом и сыном. Но на месте отца — почти абсолютное белое пятно. И похоже на то, что сынок умышленно заметал следы. И такая же история с дедом Гитлера: вместо деда — белое пятно.
Генерал?майор медслужбы МВД сел на стул и закинул ногу на ногу.
— Остается только дедуктивный психоанализ. Мы знаем, что отец бил мать и сына смертным боем. Возможно, что и сам отец сомневался в происхождении своего сына. Отец вскоре умер. А мать хотя еще довольно молодая, но больше замуж не выходила. Похоже на то, что мужчины были ей просто не нужны. Зато у сына, как говорит товарищ Фрейд, явный матерный комплекс.
— М?да, — сказал голос в трубке. — И характерно еще то, что мать обязательно хотела сделать из него священника. И мать Гитлера тоже мечтала сделать из своего сына пастора. А Дзержинский хотел стать ксендзом.
— В общем картина ясная. А кроме того, еще эти смешанные браки у его детей. Потому старик и бесился.
— Хорошо, Иван Василич, а как там насчет наших лекарств?
— Действуют прекрасно.
— Что показала атопсия внутренних органов?
— Обычное явление. Прогрессирующая карриома печени, изменение метаболизма крови и в результате тромбоз мозговых сосудов.
— Мозг препарирован?
— Да. И комплекс власти тоже. Санитарки бегают кругом и любуются. Думают, что самый сильный в мире.
— А мумия в порядке?
— Как малосольный огурчик. Но там еще остались всякие ненужные потроха. Что с ними делать?
— Когда?то прахом какого?то царя выстрелили из пушки. Но теперь это не модно…
— Положить в какую?нибудь разукрашенную урну?
— Нет, нет… А что, если любопытные потомки потом найдут там следы наших лекарств? Кстати, по Американскому радио уже намекают, что Сталину, мол, помогли умереть.
Но теперь это не модно…
— Положить в какую?нибудь разукрашенную урну?
— Нет, нет… А что, если любопытные потомки потом найдут там следы наших лекарств? Кстати, по Американскому радио уже намекают, что Сталину, мол, помогли умереть. Представляете себе, какое нахальство!
— Хорошо, тогда мы все это сожжем и спустим в канализацию, — сказал генерал?майор медслужбы МВД. — Сик транзит глориа мунди… [[2]]
— Аминь… — сказал голос в трубке.
Инвалид в старом солдатском ватнике тяжело вздохнул и положил трубку телефона. По другую сторону стола сидел в кресле маленький лысый человечек в форме маршала госбезопасности СССР и со старомодным пенсне на лоснящемся носу. Он вошел в кабинет в конце разговора.
— Поздравляю! — сказал лысый. — Приятно посмотреть, как любимец и тайный советник Сталина со слезами на глазах хоронит своего благодетеля. Так трогательно! Даже мне плакать хочется. — Он иронически покосился на старый ватник и лежащую на столе потертую шапку?ушанку: — Я вам ей?Богу завидую. Разгуливаете себе по Москве, как какой?нибудь Гарун эль?Рашид. Дышите свежим воздухом. А я, бедняга, и носу на улицу показать не могу. Ваша необычайная скромность иногда действительно довольно удобная. Глядя на вас, — продолжал болтать лысый, — приятно убедиться, что пролетарским государством управляют сами пролетарии, которые поддерживают тесный контакт с народом. А не всякие там буржуазные гнилые интеллигентики вроде Ленина. Или недоучившиеся семинаристики вроде Сталина, царство ему небесное, вашими молитвами…
Инвалид в солдатском ватнике открыл замаскированную дверь в стене, за которой была ванная комната, подошел к умывальнику и стал мыть руки. Лысый откинулся в кресле поудобнее:
— Хотя — вы и я — два единственных маршала госбезопасности СССР… Хотя Сталин и поставил вас за моей спиной… Но теперь, после смерти Сталина, я, как министр внутренних дел, являюсь чем?то вроде вашего непосредственного начальника. Потому, когда вы помоете ваши пролетарские руки, мне хотелось бы поговорить с вами но душам…
Откровенно говоря, Максим Алексаныч, мне страшно нравится ваш подход к делу. Шапка Мономаха вас определенно не привлекает. Глядя на вас, каждый может убедиться, что вы предпочитаете простую шапку?ушанку. Но вместе с тем каждый из претендентов на шапку Мономаха прекрасно знает, что вы ему очень и очень понадобитесь — как Фуше и Талейран.
Министр внутренних дел СССР вынул из кармана носовой платок и протер стекла пенсне:
— Кстати, почему вы, красный кардинал и духовник Сталина, не пошли полюбоваться, как старик умирает? Конечно, для вас умирает не просто человек, а целая эпоха — и вам жалко. Но было довольно?таки интересно. Например, Маленкова почему?то стошнило. Я понимаю, что Наполеона стошнило, когда его отправляли на остров Святой Елены. Или этот толстозадый тоже в Наполеоны лезет? — Шеф тайной полиции был в хорошем настроении и болтал без устали: — Сам?то он, хозяин, был парализованный. Но язык у него еще работал. Жаль, что вы не слышали, как он ругался. Как настоящий сапожник. И при этом испытываешь такое райское наслаждение: перед тобой такая власть — и такое бессилие. И на твоих глазах эта власть уходит, уходит, уходит… По капелькам, по капелькам… И превращается в ничто… Кстати, можно еще раз полюбоваться на тот пикантный документик? Тот списочек, что вы показывали?..