Золотую поставлю крова?ать…
Саботажник, что сидел в концлагере вместо быков, сыпал в пиво соль и сосредоточенно наблюдал поднимающиеся кверху пузырьки. Из громкоговорителя над стойкой доносились обрывки траурных речей.
Из громкоговорителя над стойкой доносились обрывки траурных речей.
Разукра?ашу ее, как картинку,
И отда?ам это все за любо?о?овь…
Мрачный дядя в калошах на босу ногу перешел с пива на водку. Он вытащил из кармана пол бутылку и потягивал ее прямо из горлышка. А гармонист дребезжащим, голосом пел старую песенку про обманутую любовь:
Но если в сердце сомне?енье вкрадется,
Что краса?авица мне неверна?а?а…
В душном воздухе пивной волнами ходил запах мокрых валенок и талого снега, табачный дым и пьяный разноголосый гомон. Гармонист растянул свою гармошку до отказа:
В наказа?анье весь мир содрогне?ется!
Ужасне?ется и са?ам сатана?а?а!
Мечтатель в шляпе потянулся и зевнул. Инвалид с усталым лицом молча дал гармонисту на пиво, нахлобучил старую шапку?ушанку, кряхтя поднялся из?за стола и пошел к выходу.
Хотя и наступил март, но на московских улицах было еще по?зимнему холодно. С крыш и карнизов угрожающе свисали тяжелые сосульки. Дворники лениво счищали с тротуаров грязный лед и мусор, накопившийся за зиму под снегом. Первыми почувствовали приближение весны бесшабашные воробьи. Они хорохорились на крышах и спорили, как делегаты Объединенных Наций, решая мировые проблемы, которые от них не зависят.
Пока воробьи на крышах решали свои воробьиные проблемы, под одной из этих крыш, в секционном зале кремлевской больницы, стояла большая эмалированная ванна, в которой обычно купали больных и где санитарки попутно стирали свои чулки. Теперь за неимением другого подходящего сосуда эта ванна была наполнена раствором формалина.
В этом растворе в ожидании бальзамирования одиноко мок голый труп старого человека с желтой, сморщенной кожей. Никто не опустил ему веки, и мертвые глаза трупа бессмысленно смотрели в потолок. Из оскаленного в предсмертной судороге рта выглядывали кривые и пошлые зубы, как будто этот человек боялся ходить к дантисту. Чтобы тело не поднималось на поверхность, к шее и ногам для груза были привязаны булыжники. Такие булыжники москвичи, что попроще, употребляют для груза в бочках с квашеной капустой.
Собственно, это был не настоящий труп, а остатки трупа, приготовленные для бальзамирования. Вскрытая грудная клетка и выпотрошенная брюшная полость немного напоминали что?то вроде освежеванного барана, что висят на крюках в мясных лавках. Для бальзамирования необходимо, чтобы вены наполнились формалином. А для этого из трупа нужно выпустить всю кровь, как в кошерной мясной. Потому все тело старика было обработано кошерным способом и носило густые следы анатомического ножа.
На секционном столе были аккуратно расставлены банки с препарированными частями тела. В одной из этих банок плавал в формалине мертвый мозг, который еще недавно правил половиной мира. А в другой банке болталось еще что?то бесформенное. Когда медсестры и санитарки проходили мимо, они с любопытством косились на эту банку, потом отворачивались и хихикали.
Рядом стоял и внимательно рассматривал результаты своей работы генерал?майор медицинской службы, еще сравнительно молодой человек в роговых очках и в белом халате, из?под которого выглядывала форма МВД. Когда на соседнем столе зазвонил телефон, он снял окровавленные резиновые перчатки и подошел к аппарату:
— Халло… Доктор Быков слушает.
— Ну, Иван Василич, как там у вас делишки?
— Да вот как раз закончил вскрытие.
— Я на всякий случай хочу проверить, чтобы не упустить что?нибудь. А то с трупом Ленина врачи возились?возились, пока он не завонялся. Как там насчет желез внутренней секреции?
— Все секреты препарированы.
— Все восемь?
— Да.
— Что показывает предварительный осмотр?
— Как и следовало ожидать. Очень характерная гипертрофия одних и типичная недоразвитость других.
— Хорошо, сразу же пошлите все эти секреты в нашу лабораторию для окончательных анализов. Теперь, как у него левая рука?
— Врожденная кахексия. Типичный сухоручка.
— А вы уверены, что это не результат увечья в детстве?
— Так они все говорят, чтобы замаскироваться. Но это от рождения. Кроме того, левая рука полностью не сгибается.
— Да, из?за этого его забраковали для военной службы во время первой мировой войны. А Вильгельм Второй, который развязал эту войну, тоже был сухоручкой. Ох?ох?ох, сами воевать эти сухоручки не могут, а развязывать войны — это они очень даже могут. А как пальцы на ноге?
— У него два пальца сросшиеся вместе. Практически он четырехпалый.
— Да, это было отмечено уже в жандармских протоколах. А как ваше общее заключение?
— Да все ясно. Меня интересует другое… Первый ребенок его матери умер в младенческом возрасте. И второй ребенок тоже. И третий тоже. Практически — три мертворожденных ребенка. А он — четвертый и единственный, кто выжил. И это комбинация довольно подозрительная. Отец алкоголик и бродяга. А за алкоголизмом частенько скрываются всякие армянские шутки. И вполне возможно, что мать прекрасно знала, почему у нее трое мертворожденных детей. А в таких условиях женщины часто пускаются на всякие трюки… Его матери тогда было 20 лет, и она работала поденщицей в богатых домах. Я бы не удивился, если она мыла пол и подставила зад кому?нибудь из хозяев. К сожалению, мы не знаем группу крови его отца, чтобы проверить…