Большая часть дня уже миновала, прежде чем Конрад и отец Григорий сумели управиться со своими разговорами, а также преодолели внушительное расстояние, отделяющее их от площади перед собором Святого Петра. Стрелки наручного хронометра вервольфа показывали всего лишь четыре часа пополудни, а солнце уже начинало заметно клониться к закату, и, похоже, до наступления ночи оставалось совсем немного времени. Конрад изрядно сожалел о непродуктивно потраченном и относительно безопасном периоде суток, ибо зимние дни в Италии и без того коротки, а теперь, с наступлением Эры зла, они почти ничем не отличаются от сумерек, тая в себе огромное количество весьма неприятных сюрпризов.
Быстрым шагом пересекая практически обезлюдевшие улицы города, оборотень с тоской вспоминал, каким веселым местом был Рим еще совсем недавно, всего-то два-три года назад. А сегодня им повстречалось не более шести прохожих, испуганно шарахнувшихся при приближении странной парочки — высокого, сурово нахмуренного мужчины и дородного священника с гривой длинных, свободно ниспадающих на плечи полуседых волос. Несколько раз их останавливали до зубов вооруженные патрули папской гвардии и отпускали, удовлетворенные видом специального жетона, предъявляемого им Конрадом. Такие знаки выдавались лишь разведчикам, выходящим за переднюю линию обороны и добывающим ценные сведения, а потому никто не посмел задерживать бойца, очевидно возвращающегося с очередного секретного задания. Что же касается отца Григория, то сияющий на груди серебряный крест и благословляющие жесты, которые он щедро раздавал во все стороны, служили наилучшим пропуском и стопроцентным свидетельством его человеческой сущности.
— Хорошо в Риме ориентируешься? — деловито спросил размашисто шагающий оборотень.
Отец Григорий неуверенно пожал-плечами:
— Да не очень…
— А я вечно мотался из города в город, — доверительно сообщил Конрад. — Вернулся в Рим, а его не узнать… Деньги обесценились, продукты пропали. Ну тогда я и вступил в ряды последних защитников Ватикана…
— Месяцев семь назад вдруг дико подорожали продукты и алкоголь, проституток расплодилось море… — принялся рассказывать иерей. — Потом начался обмен: всё меняли на виски и наркотики. А проститутки исчезли, видимо, потому, что женщины и без того начали вести себя, это… — он осуждающе кашлянул, — излишне свободно. Но деньги еще ходили, в основном доллары.
— А как тебя в Рим занесло? — перебил вервольф.
— Пригласили, — гордо выпятил грудь иерей. — Да и посмотреть хотелось на здешние красоты. Я всегда мечтал в Ватикане побывать. Потом, конечно, захотел обратно домой попасть, но вдруг — раз, и не стало ничего уже: самолеты не летают, поезда не едут, машин нет.
— А ты как думал? — ухмыльнулся Конрад. — Привык, чтобы тебя возили на своем горбу?
— Так за деньги же! — немножко обиделся отец Григорий.
— Да на черта они теперь кому-то сдались, эти фуфловые деньги? — презрительно расхохотался фон Майер. — Вот, смотри, у меня их полно, а поди купи на них что-нибудь дельное… — Он на ходу засунул руку в карман своей куртки и вынул пачку стодолларовых купюр. Разорвал стягивающую их резинку и резко подбросил деньги вверх. Зеленые бумажки веером разлетелись по заснеженному переулку, а ветер тут же подхватил эти необычные, щедро подаренные ему игрушки и с ревом унес вдаль.
— Картинки, — иронично фыркнул Конрад, — открытки поздравительные они теперь, а не деньги. «Сто лет Бенджамину Франклину» называются!
Отец Григорий обалдело покосился на него через плечо:
— А как же эти, натурально-товарные отношения? Неужели совсем себя исчерпали?
— Вот наши новые деньги, единственно полезные среди нынешнего бардака! — Оборотень выразительно похлопал себя по кобуре с пистолетом. — Понятно, отче?
Агеев уныло кивнул. Некоторое время они шли молча, настороженно зыркая по сторонам. Продвигаясь вперед, Конрад и иерей Агеев оставили позади себя засыпанные снегом улицы и обветшалые, разграбленные дома, производящие крайне удручающее впечатление своими выбитыми окнами и обшарпанными стенами. Многочисленные городские лестницы зияли разрушенными ступенями, словно измученный войной Рим бессильно разинул рот, заходясь в безмолвном крике отчаяния и демонстрируя частичную потерю зубов, выбитых свирепыми захватчиками.
Многочисленные городские лестницы зияли разрушенными ступенями, словно измученный войной Рим бессильно разинул рот, заходясь в безмолвном крике отчаяния и демонстрируя частичную потерю зубов, выбитых свирепыми захватчиками. Одному лишь Богу ведомо, возродится ли когда-нибудь в полной мере эта прекрасная столица, эта жемчужина древней Италии, вернет ли свой изначальный, ухоженный вид. Исполненный самых мрачных предчувствий Конрад решительно пер вперед, скорбно морщась от окружающей его картины всеобщего запустения и разрухи. Он не питал радужных надежд относительно ожидающего их будущего и почти уже утратил веру в спасение. Он отлично понимал: начать жизнь с нуля — легко, гораздо труднее вывести ее из минуса.
Кроме знаменитого собора Святого Петра, основной достопримечательностью Ватикана по праву считается гигантский Апостольский дворец — исконная резиденция всех пап. Величественный комплекс, состоящий из двадцати палаццо, двухсот лестниц и двенадцати тысяч комнат, он выстроен в форме неправильного четырехугольника, тянущегося с юга на север в косом направлении от соборной площади. Дворец разбит на три части, соединенные между собой двумя поперечными галереями: знаменитой Библиотечной — площадкой для публичного проведения шумных богословских диспутов и чудесной аркой Браччио Нуово, обычно обсаженной тысячами цветущих растений, разливающих божественное благоухание. Южная часть резиденции является самой старой, именно там на третьем этаже находятся личные апартаменты самого понтифика, а на четвертом размещается помпезный Климентинский зал, предназначенный для приемов и официальных церемоний. Апостольский дворец — это не только жилые комнаты, рабочие кабинеты и библиотеки, но также и один из богатейших мировых музеев, хранящий такие сокровища, как легендарная Сикстинская капелла или станцы Рафаэля — четыре сравнительно небольшие комнаты, расписанные великим мастером и его учениками. Воистину на всей земле, а возможно, и на небесах не сыщешь второго такого же места, где настолько гармонично соединяются реальные деяния людей и их духовные устремления, призванные приблизить человека к Богу. Каждому хоть раз посетившему Апостольский дворец, кажется, что на его волшебных стенах лежит печать зримого присутствия нашего Господа, осенившего благодатью своих сыновей и дочерей, даровавшего им ум, знания и силу. И вот теперь, теперь…