— Ну что еще? — раздраженно выкрикнула Андрея. — Я же приказала меня не беспокоить!
— Госпожа? — В комнату просительно заглянула простоватая, испачканная то ли грязью, то ли кровью физиономия вампира. — Мы там, это, расстарались для вас: отбили у людей картину вашего любимчика, ну теннисист еще который…
— Да сколько же можно повторять — не теннисист он! — Андреа покривилась, словно от зубной боли, изрядно задетая невежеством своего слуги. — А Давид Тенирс, фламандская школа!
— Так мы что, получается, лезли под пули ради мазни какого-то школьника?! — обомлела плебейская физиономия.
— А Фаберже? — превозмогая закипающий в ее душе гнев, на повышенных тонах поинтересовалась госпожа. — Вы нашли для меня Фаберже?
— Помилуйте, повелительница, — покаянно завыла физиономия, — мы искали. Да только его почему-то нигде целиком и не сыщешь! Голимые фрагменты везде, причем одни только яйца…
— Фрагменты? — Андреа аж поперхнулась, а ее глаза округлились до размеров пресловутых раритетов Фаберже. — Вон! — взбешенно заорала она через секунду. — Тупица! Пошел вон, дурак!
Дверь торопливо захлопнули.
Наверху опять что-то загремело и загрохотало, послышался тоненький плачущий звук бьющегося фарфора.
«Остолопы! — обреченно констатировала стригойка, бессильно царапая ногтями обшивку кресла. — Они же мне так всю коллекцию угробят. А ведь раньше всеми хозяйственными проблемами занимался Рауль. О, дорогой, как же мне тебя не хватает, во всех смыслах не хватает! — Синие льдинки ее глаз злорадно оглядели испачканный кровью камин. — Ну да ничего, скоро я за тебя отомщу! Вот только поймаю нашего резвого вервольфа и выбью нужную информацию из этой полудохлой дряни Селестины. А потом… — когти стригойки красноречиво впились в сафьян кресла, — раздавлю их, будто мух!» — И вполне довольная сей радужной, разворачивающейся перед ней перспективой, Андреа предвкушающе зажмурилась, становясь похожей на разнежившегося в тепле хищника. Она потянулась к установленному на столике золотому колокольчику, подняла его и требовательно зазвонила.
— Позовите ко мне Элоизу! — распорядилась госпожа.
У Андреа неожиданно появилась идея, да притом еще какая!
Элоиза, худенькая девушка с длинными каштановыми косами, состоящая при Андреа в качестве камеристки и наперсницы, грациозно впорхнула в кабинет и опустилась на подушку, брошенную к ногам ее повелительницы. Госпожа лениво полулежала в кресле, а ее рассеянный взор блуждал по потолку комнаты, любуясь росписью, изображавшей Иону, невредимым выходящего из чрева поглотившего его кита.
«Странно, — размышляла стригойка, — почему эта картина никогда ранее не привлекала моего внимания? Возможно, настроения соответствующего не случалось? — Она флегматично положила ногу на ногу, размеренно помахивая полусоскользнувшей со ступни туфелькой. — Вот она, заветная мечта каждого существа — обрести нечто чудодейственное, защитившее бы его от любой напасти и позволившее бы выйти из любой передряги, причем целым, здоровым и неуязвимым!» — Грудь девушки бурно всколыхнулась, приподнятая в мечтательном вздохе. Затем Андреа перевела благосклонный взор на жмущуюся к ее коленям Элоизу и погладила девушку по волосам, совсем таким же жестом, каким рачительный хозяин гладит дорогую породистую собаку.
Затем Андреа перевела благосклонный взор на жмущуюся к ее коленям Элоизу и погладила девушку по волосам, совсем таким же жестом, каким рачительный хозяин гладит дорогую породистую собаку. О да, малютка Элоиза случайно оказалась бесценным подарком судьбы, способным принести Андреа невиданное могущество.
— Помнишь, дорогая, — покровительственно начала повелительница, намеренно придавая своему вкрадчивому голосу мелодичность тростниковой флейты, — пару месяцев назад ты начинала рассказывать мне сказку о «Божьем Завете»? (При слове «божьем» на холеном лице стригойки появилась гримаса отвращения.) Не могла бы ты продолжить свое повествование?
— Сейчас? — удивилась Элоиза, ластясь к повелительнице.
Андреа мрачно кивнула:
— Именно сейчас! Несмотря на все наши значительные успехи, мы уже целых полгода топчемся на месте. Проклятые священники вкупе со своими фанатиками-защитниками стоически терпят холод и голод, но не сдаются, истребляя слишком много моих солдат. А я просто обязана заполучить их проклятый Ватикан! До тех пор пока я не разграблю скрываемые в нем сокровища и не сровняю его с землей, я не обрету счастья и покоя. Он словно бельмо на глазу, словно застрявшая в горле кость мешает воцарению нашей власти. Он хранит тайну бесследно исчезнувшего Грааля и препятствует приходу демона Себастиана! А потому, дорогая, рассказывай свою сказку! — Ладонь стригойки требовательно надавила на голову Элоизы, и, подчинившись приказу своей госпожи, девушка заговорила:
— Многие сотни лет назад в одном еврейском городе, называемом Назарет, жила странная семья. Старшего сына этого семейства звали Иешуа, и поговаривали, будто его мать, Мария, родила сего первенца уже будучи замужем, но продолжая оставаться девственницей. И якобы отцом мальчика стал отнюдь не ее простофиля-супруг — плотник Иосиф, а некий Святой Дух, снизошедший с небес к смиренной Марии и одаривший ее непорочно зачатым младенцем. Не станем рассуждать, оставалась ли она невинной до конца своих дней или стала Иосифу настоящей супругой, тем не менее в семье росли еще несколько детей, в том числе сыновья Иаков, Симеон, Юда и Иосия. Последний из четырех мальчиков всегда был любимым братом Иешуа и неизменным участником всех детских забав будущего Спасителя. Иешуа, по достижении возраста тридцати трех лет обретший имя Иисус, до конца своих земных дней поддерживал дружбу с Иосией и незадолго до казни на кресте Голгофы вручил тому бесценный дар, состоящий из трех предметов. Первый оказался молитвой, собственноручно написанной Спасителем и способной призывать архангелов. Второй получил название «Бич Божий», а третий и вовсе хранился в величайшей тайне. Считается, будто три оных предмета, образующих «Божий Завет», способны даровать своему владельцу власть, равной которой нет ни у кого на земле. Иосия благоговейно принял дары брата и надежно спрятал их от чужих глаз. Минуло немало лет. Потомки Иосии, ставшие Хранителями «Божьего Завета», исправно выполняли доверенную им миссию. За «Божьим Заветом» охотились как церковники, так и стригои, но никто из них так и не сумел завладеть ни одной из трех реликвий. Сам же род Иосии подвергался нападкам и гонениям, ибо сначала его потомки учредили орден рыцарей-тамплиеров, а потом, под влиянием примкнувших к ним последних выживших катаров, создали новое ответвление религии — протестантство, отрицающее необходимость святых реликвий и церковных служб. Протестанты утверждали: дескать, для общения с Иисусом людям совершенно не нужны священники и храмы — молитву можно творить везде, даже под открытым небом, и Спаситель непременно тебя услышит. Именно поэтому христианская церковь так возненавидела протестантов. В Венгрии протестантство распространилось необычайно широко, а его главой являлось легендарное семейство Бафора — прямые наследники Иосии и хранители «Божьего Завета».
В 1560 году в семье Бафора родилась долгожданная дочь — Эржебет, — тут Элоиза скромно потупила ресницы, — моя старшая сестра…
Губы сосредоточенно внимавшей ее рассказу Андреа растянулись в нехорошей ухмылке: