— Ах, мое сокровище, — издевательски мурлыкнула она, — покаюсь тебе: мне пришлось поднять тебя из гроба, потому что мне нужен Грааль. Но ты и сама по себе оказалась ничуть не меньшим чудом, чем Чаша сына плотника, ибо ты куда мертвее самого мертвого из нас, и в то же время — живее всех живых. Будь же паинькой, ибо я намереваюсь непременно постичь причину твоих потрясающих трансформаций, а если получится, то и обратить на пользу моего народа все полученные от тебя знания… Как ее лечат? — Повелительница повернулась к Элоизе.
— Ну мы перебрали все доступные нам методы, — начала докладывать девушка. — Стероиды и гормоны не помогли, она продолжала умирать и воскресать. Нам пришлось остричь ее свалявшиеся в войлок волосы и начать внутривенное введение раствора глюкозы, ибо больная страшно потеряла в весе. Пациентку держат на снотворном, значительно замедляющем фазы ее чудовищных метаморфоз, но все равно она продолжает разрушаться и восстанавливаться с завидной регулярностью…
— Значит, нам нужно найти нечто более действенное, — задумчиво протянула Андреа. — Я хочу затормозить ее превращения и привести экзорцистку в сознание. А потому мне нужен врач, самый лучший врач, разбирающийся как в болезнях людей, так и в метаболизме организма стригоев…
— А он и так у вас есть! — торопливо сообщила синьорина Бафора, сияя горделивой улыбкой тайной страсти.
Андреа недоверчиво хмыкнула.
— Господин де Вильфор! — напомнила Элоиза. — Он гений медицины!
— Я уже второй раз слышу его имя, — оценивающе пробормотала Андреа. — Я должна непременно его увидеть, этого Тристана де Вильфора. — Она приблизила свои алые губы к самому уху загадочной пациентки и доверительно шепнула: — Держись, сестра! Я тебе помогу…
Мне снились сны, разные — прекрасные, отталкивающие и пугающие. Перед моим мысленным взором мелькали десятки разрозненных картинок, упрямо отказывающихся складываться во что-нибудь целостное и сюжетное. Я видела благообразное лицо пожилого мужчины, почему-то кажущееся мне родным и близким, а в следующее же мгновение на смену ему являлись резко очерченные скулы молодого красавца, призывающего меня в свои широко распахнутые объятия.
Я силилась вспомнить его имя, но оно полностью стерлось из моей памяти, оставив после себя только привкус странной горечи от нанесенной мне обиды и пережитого разочарования. Зачем он меня обидел, этот харизматичный, на лысо выбритый силач с бархатистыми темными глазами? Мне чудился ярко пылающий костер, на котором судорожно корчилось чье-то высокое худое тело, а губы погибающего в огне мученика беспрестанно шевелились, выкрикивая один и тот же призыв: «Вспомни, вспомни! Вспомни, кто ты есть на самом деле. Ведь я же поведал тебе тайну…» Но, увы, я не помнила и этого. Я не помнила ничего и никого!
Боль поутихла и стала намного терпимее, скромно отодвинувшись на второй план, уступая место моим горячечным снам и видениям. Кошмарам, терзающим меня намного беспощаднее самой жуткой боли. Мой разум взрывался сотнями картин и образов, не значащих для меня ровным счетом ничего, но почему-то безмерно важных и неотвратимых для моей мятущейся души. Словно всплывая из темных пучин небытия, перед моими глазами постоянно маячило изображение грубо выструганной деревянной чаши, наполненной прозрачной, слегка пузырящейся водой. «Испей, испей!.. — властно приказывал исполненный благодати голос. — Испей из источника жизни…» Но в тот же миг на смену чаше являлся вытянутый серебристый сосуд, чьи покатые стенки отсвечивали жертвенным сочным багрянцем… «Смешай, — призывал невидимый поводырь, — смешай сущности Тьмы и Света! Проснись, дочь моя…»
Мне хотелось поднять руки и зажать свои уши, избавляясь от этого голоса, причиняющего мне невыносимую боль, но у меня не было рук. Мой мозг расплавлялся и снова принимал свою прежнюю форму, рассылая по всему телу импульсы жгучих уколов, разрушая и воссоздавая его раз за разом.
Больно. Терпеть. Больно. Терпеть.
Когда же все это закончится?
И вот в один случайный момент недолгого просветления моего рассудка неожиданно достиг мягкий, подбадривающий шепот:
— Держись, сестра! Я тебе помогу…
И тогда я облегченно вздрогнула, ощущая прилив безумной радости. Оказывается, я не одинока в этом мире боли и наваждений — у меня есть сестра! И она обещает мне помочь!
— Лучше бы она умерла… — нехотя, сквозь зубы процедил Гавриил. — Напрасно она выжила…
— Почему? — протестующе заорал Конрад, ладонью придерживая свою правую щеку, непроизвольно подергивающуюся от нервного тика. — С чего ты взъелся на бедную девушку?
— Взъелся? — язвительно переспросил архангел. — Ох, как бы нам еще ею не подавиться.
— Почему? — повторно вскрикнул вервольф, трясясь, как от припадка эпилепсии. — Сдурели вы все, что ли?
— Если бы она умерла, то мы избавились бы от кучи проблем разом, — туманно пояснил Самуил, — а возможно, наоборот — нажили бы себе новые неисчислимые беды.
— Ой ли? — недоверчиво хмыкнул красавец Уриэль. — Не нагнетай, брат. В нашем мире существует всего две глобальных беды: на одной из них я как-то едва не женился, а вторая — это ее закадычная подружка, Селестина. На фиг нам еще какие-то новые неприятности? И уже имеющихся-то — выше крыши…