— О чем ты думаешь? — неожиданно спросил Конрад, еще мгновение назад выглядевший совершенно дезорганизованным. Его глаза горели какой-то фанатичной, совершенно непонятной мне решимостью. Что он задумал?
— О завтрашнем дне, — откровенно ответила я. — Утром я намереваюсь спуститься в подземелье замка и покончить с тайной, сокрытой под его фундаментом.
— Обещай только то, что сможешь выполнить с божьей помощью, — посоветовал оборотень, и в его голосе я услышала нотки неподдельного беспокойства за мою жизнь.
— Я совершу задуманное без чьей-либо помощи. — Я с горькой иронией покачала бокалом с вином. — Истина не в вине, она находится еще ближе и заключается в том, что я уже не имею права рассчитывать на благосклонность Темного Отца, а на милость Господа — еще не могу!
— Полагаю, мне никаким способом не удастся отговорить тебя от похода в замок? — не спросил, а скорее уточнил фон Майер.
— Даже не пытайся, а то хуже будет! — почти вежливо предупредила я.
— Не стоит заблуждаться, считая меня слабой и беззащитной девицей, легко поддающейся чужому влиянию. Я уже не откажусь от своей идеи.
— Женщин не существует, просто есть антимужчины, — философски изрек вервольф. — Упрямые, самоуверенные и настырные!
— «Вообще-то я умею лучше!» — воскликнул Бог, после того как создал мужчину! — злорадно парировала я. — Вам что, всем сносит голову от осознания собственной силы?
— Тебе нравятся слабаки? — Конрад растерянно потер подбородок, заросший колючей щетиной. — Никогда бы не подумал…
— Отсутствие силы еще не гарантирует наличие ума! — нещадно съязвила я.
— Да при чем тут ум? — не выдержал оборотень, сердито ударяя себя ладонями по коленям. — Разве ты не понимаешь, как опасно пробуждать спящее в замке зло?
— Эржебет — не зло! — не сдавалась я, краем сознания вспоминая, что Тристан утверждал то же самое. — Она просто слабая, оклеветанная и обиженная женщина.
— Ой ли? — ехидно прищурился Конрад. — А она, случаем, не вампир ли, нет?
— А разве я не вампир? — Я мстительно выставила клыки, напоминая увлекшемуся спором оборотню о произошедшей со мной трансформации. — По-твоему, каждый стригой несет в себе только зло? А Тристана ты видел?
— Твоего смазливого дружка? — пренебрежительно переспросил Конрад, и ревность, явственно читающаяся в его интонациях, пролилась живительным елеем на мою израненную самобичеванием душу. — Видел! Не впечатлил! И учти, ТЫ, — он намеренно подчеркнул это обращение, — ты можешь стать такой, какой захочешь: хоть темной, хоть светлой. Ты пока еще свободна в выборе своего жизненного пути. А душа Эржебет уже давно очерствела и жаждет исключительно одной лишь мести. Она навсегда отреклась от милосердия…
Я мысленно вздрогнула, ибо Конрад употребил то же самое определение, каким еще совсем недавно оперировал другой, также не безразличный мне мужчина — Тристан. И я невольно подумала: «Неужели я как-то неправильно понимаю смысл милосердия?»
— Сам придумал этот бред или кто подсказал? — недоверчиво выпалила я, изрядно раздосадованная его репликой. — Эржебет нам не враг!
Конрад криво дернул небритой щекой, словно страдал острой зубной болью.
— Поразительное дело — женская интуиция! — язвительно сообщил он. — Вот ты ведь уже чувствуешь, что говоришь не то, но все равно продолжаешь упрямо гнуть свое, да еще хочешь быть выслушанной до конца.
— Ее нужно освободить! — упрямо требовала я, хотя предчувствие скорой беды уже скребло мою душу своими острыми кошачьими когтями. — Она мой предок, и мне предназначено стать новой Хранительницей «Завета».
— Зачем? — коротко спросил он, повергая меня в ступор этим предельно простым вопросом. — Зачем?
Я растерянно прикусила язык, маясь, мысленно подбирая нужные слова, способные четко обосновать мою нравственную позицию, но так и не находя весомых аргументов, призванных убедить Конрада в моей правоте.
— Я думаю, что «Завет» сделает меня счастливой… — собравшись с духом, неуверенно промямлила я. — Разве все люди не мечтают об одном и том же — о простом человеческом счастье?
Но вместо того чтобы проникнуться силой моих доводов, вредный вервольф высокомерно откинул назад свою гордо посаженную голову и громко заржал, вульгарно до неприличия. Я ошеломленно хлопала ресницами, раздосадованная его парадоксальной реакцией.
Я ошеломленно хлопала ресницами, раздосадованная его парадоксальной реакцией. М-да, кажется, уколоть Конрада оказалось делом не из легких. В искусстве фехтования на словах он не имел себе равных. Он всегда отражал наносимые ему удары с молниеносной быстротой и точностью, безупречно владея логикой и намного превосходя меня в умении подчинять своему влиянию.
— Не нахожу в этом ничего смешного! — со злостью процедила я, в очередной раз забывая о том, что злость делает нас слабее. — Ты никогда меня не уважал и не считался с моим мнением.
— Любимая! — печально вздохнул вервольф, мгновенно обезоружив меня этим бесхитростным словечком. — Признаюсь откровенно: я стал сентиментальным, и даже, наверное, поглупел и постарел — мне хочется сказок…
— А я-то тут при чем? — сварливо буркнула я. — Намекаешь, что я не подхожу под критерий сказочной принцессы?