— Скоро я вернусь, тогда и познакомишь.
— Дело твое, Ирье, — согласился Анарсон.
Они еще потрепались о том о сем, припоминая времена, когда лицо тангара еще не украшала борода, когда он был искателем приключений, горячим тангарским парнем, сведшим дружбу с эльфийским мечником Джиэссэнэ, а уже через него познакомившимся с Альсом.
— Бывай, Ирье, — сказал на прощание тангар. — И смотри, через пару годков жду тебя в гости. Ты обещал.
— Эльфы держат слово.
— Я знаю. Даже такие негодяи, как ты, — расхохотался тот.
Почему Ириен Альс знал, что обязательно снова окажется в Ритагоне? Ну совсем не потому, что был Познавателем, уверяю вас.
В роскошной детской, на драгоценном ковре, маленькая девочка, игравшая в это время с нянькой в куклы, расправила пышное платьишко своей новой подружки, румяной фарфоровой красавицы.
— Ну, лапушка моя, как мы назовем твою доченьку? — ласково спросила старушка. — Смотри, кружевца какие красивые.
— Эли, — сказала малявка, немного покрутив в ручонках игрушку. — Эли-Дель.
Старушка удивилась, но не более того.
Интерлюдия
ПОЛЦАРСТВА ЗА ЛЮБОВЬ…
Мэд, человек. Лето 1693 года
Солнечный луч нехотя соскользнул с подоконника на уголок ковра, спугнутый протяжным звоном колоколов на Золотой звоннице Тартоннэ. Все существование жителей эрмидэйской столицы, от рождения до смерти, было привязано к этим звукам. Колокола возвещали о наступлении рассвета и заката, полудня и полуночи, призывали к молитве, били тревожный набат, когда приближались враги. Колокола были таким же символом Эрмидэйских островов, как и знаменитые гавани, священные рощи тысячелетних нарани и алмазный жезл островных герцогов. Правоверный эрмидэец к третьему звону должен был быть уже полностью одет, побрит и преклонить колени для утренней молитвы, но то правоверный, а не Мэд Малаган, который как ни в чем не бывало валялся в кровати, чуждый положенным угрызениям совести. Он лежал, жмурился от удовольствия: во-первых, вчерашние немалые возлияния никак не сказались на здоровье, а во-вторых, девушка, крепко спавшая рядом, была прекрасна. Имени ее Мэд припомнить не смог, как ни старался, но округлая крепкая попка, которую не прикрывало одеяло, оказалась выше всяких похвал. Мордашка тоже не подкачала. Все-таки не перевелись еще на островах настоящие красотки, не всех барышень попы успели укутать с ног до головы в глухие покрывала и задурить головы уверениями в греховности плотских утех. Во всяком случае, по довольной улыбке, блуждавшей по полным губкам спящей красавицы, видно, что ночные радости пришлись ей по вкусу. Более всего Мэд переживал, что в Тартоннэ ему придется вести монашеский образ жизни, отказывая себе в самом насущном — в дамском обществе. За шестнадцать лет местные нравы могли измениться лишь в сторону торжества добродетели.
Садясь в Инисфаре на купеческую онирему, Мэд собирался сойти в Тиройе, но что-то заставило его подбросить монетку, загадав на невыразительный профиль какого-то из маргарских монархов. Серебро легло на палубу руной вниз, предрешив будущее, а затем благополучно перекочевало в кошелек капитана в оплату за проезд до Тартоннэ. Не то чтобы кто-то сильно стосковался по родине' или, упаси светлые боги, решил вернуться в лоно семьи, нет и еще раз нет, но иногда даже самый здравомыслящий человек совершает безрассудные поступки, а Мэд Малаган никогда не относил себя к таковым.
По дороге от гаваней к самой дорогой гостинице Мэд насчитал больше двух десятков храмов один другого роскошней, что неудивительно, если учесть, что церковь Вечного Круга зародилась именно на Эрмидэе, а вот то, что святилищ Старых и Новых богов почти не осталось, Малаган счел нехорошим признаком. Еще немного — и острова превратятся во второй Оньгъен.
По этому поводу он, собственно, и напился, благо плохого вина на Эрмидэях сроду не водилось, а от восхитительной кассии еще никто по утрам не умирал. Одна мысль не давала покоя Мэду Малагану. Зачем он здесь и что теперь делать? Потому что никакой определенной цели в Тартоннэ у него не имелось даже приблизительно.
Мэд не стал дожидаться, пока после четвертых колоколов явится слуга, чтобы прибрать в комнате, а заодно и убедиться, что постоялец жив, потому как в такое время нормальный человек спать уже не может в принципе. Он неторопливо оделся, долго скреб щеки, заросшие совершенно свинской щетиной, привел в порядок волосы, ограничившись простеньким орочьим хвостом на макушке. Это в Маргаре Мэд не упускал возможности довести до сведения всех и каждого посредством традиционной прически из множества тончайших косичек, что он есть сын своего народа.
Это в Маргаре Мэд не упускал возможности довести до сведения всех и каждого посредством традиционной прически из множества тончайших косичек, что он есть сын своего народа. На всякий случай, если вдруг кто в том усомнился, глядя на его выдающийся эрмидэйский нос и эрмидэйскую же кожу с неповторимым медным оттенком. На улицах Тартоннэ Мэд Малаган не имел ни малейшего шанса выделиться, кроме как ярким маргарским платьем, орочьими татуировками на руках и прочими заморскими штучками.
Как ни жаль было будить красотку, оставлять ее наедине со своими вещами Малаган не планировал. Девица не слишком опечалилась, с благодарностью приняла положенную награду с дополнением в виде шелковых чулок немодного в Инисфаре синего цвета, которыми здесь, на островах, могла похвастаться не каждая благородная девушка. Прижимая сокровище к пышной груди, девушка выпорхнула за дверь, сияя, как новенькая золотая монета. Теперь Мэд мог быть уверен, что веселые барышни Тартоннэ не оставят его скромную персону без внимания.