«Придумал себе женщину, да еще и разобиделся, что оказалась она не выдуманная, а настоящая, честная и мудрая, — с тоской подумал Тор. — Видно, прав был Унанки, когда говорил, что нельзя вернуться таким же, каким ушел».
— Не могу я гнить здесь, — выдавил он из себя и медленно повернулся к отцу с дедом. — Хотите — проклинайте, хотите — хороните, но я все решил для себя.
Встал и ушел, тяжело ступая по скрипящему полу.
— Кто бы знал, Мэд, что мы с тобой окажемся в равном положении. Ты — изгнанник, я теперь тоже, — сказал он Малагану. — Вот оно, оказывается, как бывает.
— Ты привыкнешь, дружище, — грустно улыбнулся эрмидэец. — Я же привык. Они тебя все равно любят и будут любить.
— Не знаю. Успею ли привыкнуть? Думаю, пророчество Матери Танян все же сбудется и мы с тобой помрем гораздо раньше, чем рассчитывали.
— Да ты у нас оптимист, Торвардин! Не хорони нас прежде времени. Мы еще поборемся, лангер.
Малаган шлепнул тангара по плечу. Мол, не горюй, все обойдется. Может быть… потом… кто знает. Но пока все и не думало обходиться, если призадуматься. Наоборот, Тору пришлось выслушать еще немало нелицеприятных слов от деда, пережить блеск отчаяния в глазах матери, безмолвный укор сестер и беспредельное горе младших братьев. Но по сравнению с ожесточенным гневом отца все остальные эмоции родичей оказались каплей в море. Наверное, впервые Терриар ничего не мог поделать с упрямцем-сыном и его слово ничего не значило. Он и представить себе не мог, что такое может случиться.
Серые чайки отчаянно кричали, предсказывая грядущую непогоду. Моросящий дождик незаметно сменился мелкой снежной крупкой, но ничто не могло заставить большую купеческую тикку отложить свое плавание в Тойон. Тем более что это был последний рейс в году. Зимние шторма в этих широтах поистине ужасающие, и даже отчаянные капитаны морских тангаров не рисковали своими жизнями и кораблями ради самой надежной выгоды. «Отважная килька» скрипела всеми своими снастями, но ледяной ветер, наполняющий паруса, упорно гнал ее в открытое море.
Тор до последнего момента надеялся увидеть среди толпы провожающих знакомое синее покрывало. Глупо было думать, что Лионан решит прийти на причал, когда вокруг столько любопытных и еще больше осуждающих взглядов. Она, бедняжка, и так столько горя натерпелась. Теперь ее станут винить еще и в том, что дом Рэнг остался без старшего сына. Ничего, когда-нибудь все забывается, даже в маленьком тангарском городке. Женит первенца, и более никто не посмеет худого слова сказать. Не так уж много времени осталось.
Сборы заняли совсем немного времени. Лангер взял с собой лишь смену одежды, старое одеяло да еще всякие важные мелочи вроде огнива, котелка и мешочка с солью.
Тор уходил налегке, оставив все сбережения матери. Нельзя сказать, что было ему так же легко на душе, но не осталось и сомнений. Словно разом разомкнулись все цепи, оборвались все ремни и перерезана последняя из ниточек, бесчисленное количество которых связывает тангара с его родней. Прав отец, какой из него тангар? Лангер — да. И более, пожалуй, уже никто.
Тор тяжело вздохнул и отвернулся от быстро удаляющегося берега. Несмотря на теплый плащ и мягкий шерстяной свитер домашней вязки, его знобило. Тангар отхлебнул из фляжки тягучего медового чака, но внутреннее тепло не торопилось растекаться горячими кругами по всему телу.
«Не хватало только простудиться в дорогу», — подумалось Тору. На корабле в отрытом море даже простой насморк превращается в сущее наказание.
— Ты бы полечил меня, Малаган. Не ровен час, заболею в дороге, — попросил он.
Островитянин спорить не стал. Он всегда радовался, когда кто-то жаждал воспользоваться его целительскими умениями.
— Это мы мигом. Наклонись-ка.
Руки эрмидэйца, которые легли на затылок, излучали приятное ласковое тепло и сразу начали изгонять дрожь и признаки надвигающейся хвори. Хороший он целитель.
— Да ты никак стал сильнее? — почувствовал Тор.
— Выходит, что так, — вздохнул Мэд. — В последнее время сам себе не нарадуюсь.
— Растет, значит, силушка? Это хороший знак.
«Еще бы, — подумал Малаган. — За такую-то цену». Его возможности действительно прирастали день ото дня. Все проще и проще давались самые сложные целительские заклинания. Сбывалась давняя мечта подняться над собой, достичь новых высот мастерства, прежде закрытых и недоступных. И только в сердце у веселого, неунывающего эрмидэйца становилось все холоднее и холоднее. Так медленно, но неуклонно с каждым прохладным днем осени остывает море, чтобы в разгар зимы покрыться толстым слоем льда. И умом Мэд понимал, что для него весна не наступит уже никогда.
— Ты чувствуешь, Тор, как мы все становимся похожи меж собой? Я иногда ловлю себя на том, что называю всех остальных — «они». И людей тоже. И все больше понимаю Сийгина и Альса, — задумчиво сказал Малаган.
— Вот теперь и я понял. Ты прав. Смололи нас жернова судеб, эрмидэ, — вздохнул Тор. — Пойдем. Я напиться хочу. Мертвецки.
А если тангар чего сказал вслух, то так тому и быть. Как там говорят, тангар сказал — тангар сделал? И Торвардин, сын Терриара, внук Энардина ответственно, целеустремленно и непоколебимо напился, как и обещал. А кто ж не напьется, когда и повод есть, и компания? Ну разве только эльф какой.