* * *
Шоколад с профитролями был, на взгляд Элис, идеальным вариантом завтрака. Сама она, конечно, даже путешествуя в одиночестве, все равно старательно жевала с утра овсяные хлопья, запивая их соком: мама с раннего детства внушала, что завтрак должен быть в первую очередь полезным, а вкусно поесть можно в обед, если только не каждый день. Маме приходилось верить. Она к своим пятидесяти шести годам сохранила идеальную фигуру и цвет лица, и Элис собиралась повторить этот подвиг, пусть даже придется всю жизнь питаться овсянкой. Однако если предлагают шоколад, отказываться глупо. А за нежнейший крем в профитролях, Элис, не раздумывая, отдала бы пару лет молодости.
— Так что за вход в холмы? — напомнила она, удержавшись от желания облизать пальцы и вытирая их о салфетку.
— В Холмы, — поправил Невилл, — разве вы не знаете о Волшебных Холмах, где обитают феи? Вход туда открывается на закате и закрывается с рассветом, а феи приходят в Тварный мир ночами, чтобы танцевать на лесных полянах.
— Это вы про фейри говорите? — догадалась Элис, — и что же, где?то здесь есть вход в Волшебную страну?
— Заметьте, — Невилл улыбнулся, в черных глазах его пробежали алые искры, — это вы вспомнили о Волшебной стране. Я говорил лишь о Холмах.
— Да кто же не знает этих сказок? — Элис надкусила еще одно пирожное. — Рип Ван Винкль, Майская королева, Всадник без головы, тролли всякие. Время в Волшебной стране течет иначе, а эльфы заманивают к себе людей, чтобы… Вот я так и не поняла, чтобы что? По?моему, из одной только вредности.
— А еще от них молоко скисает, — с совершенно серьезным видом кивнул Невилл.
— Рип Ван Винкль, Майская королева, Всадник без головы, тролли всякие. Время в Волшебной стране течет иначе, а эльфы заманивают к себе людей, чтобы… Вот я так и не поняла, чтобы что? По?моему, из одной только вредности.
— А еще от них молоко скисает, — с совершенно серьезным видом кивнул Невилл. — Время в Волшебной стране не то, чтобы текло иначе, мисс Ластхоп, я сказал бы, что время струится вокруг нее, и тамошние обитатели могут по своему усмотрению нырять в эти потоки. Я вижу, вам действительно интересно. Значит, дело не в одних только сказках?
— На самом деле, — Элис все?таки облизала пальцы, — да. Я изучаю европейский фольклор.
— Но в Европу вы отправились отнюдь не с исследовательскими целями. Зачем же? Вы знаете, что ищете, или положились на удачу и переменчивый ветер?
Определенно, у него была странная манера выражаться. И он странно выглядел. И смотрел тоже очень странно. Может быть, именно из?за необыкновенного этого взгляда, из?за гипнотической тьмы под ресницами, то, что говорил он, и то, как он говорил, при всей своей странности не пугало и даже не казалось чудачеством.
— Я ехала в Москву, — сообщила Элис, глядя поверх кружки, — не знаю зачем. Просто так — посмотреть.
— Если дорога привела вас в этот город, значит то, что вы ищете — здесь. Кто?то приехал сюда нынче утром, и за ним шлейфом тянется резкий славянский говор, шумные улицы, смрад тысяч машин и запах крови от не столь уж древних камней.
Элис чуть не подавилась шоколадом:
— Как вы узнали?!
Ответом ей была улыбка, отчасти довольная, отчасти виноватая:
— Увидел с башни русскую машину. Надеюсь, вы простите мне склонность к мистификациям, мисс Ластхоп? Это, право же, не самый большой грех, а кроме того, добавляет остроты ощущениям. Однако я совершенно серьезно советую вам задержаться в Ауфбе. Местный фольклор достоин вашего внимания — ведь здесь одно из немногих мест, где фейри действительно выходят танцевать на полянах.
* * *
Курт, конечно, знал о том, что наследство, отыскавшее их с матерью, было немаленьким. Знал хотя бы потому, что сам ходил по чиновникам, оформляя все необходимые бумаги. Варвара Степановна Гюнхельд значилась по завещанию всего лишь опекуном и распоряжаться состоянием не могла. Тем более что к тому времени, как семья Гюнхельдов узнала о наследстве, Курт был уже вполне совершеннолетним как по советским, так и по германским законам.
Ни ему, ни матери деньги были, вроде бы, как и не нужны. Курт сразу решил передать нежданное богатство в какой?нибудь фонд помощи голодающим детям, ну, разве что, купить матери дачу, о которой та давно мечтала, да, может быть, себе «Волгу», вместо старенькой «Победы». Однако Варвара Степановна проявила неожиданную настойчивость и сказала, что после ее смерти — хоть в Фонд Мира, а пока в хозяйстве не будут лишними ни советские рубли, ни немецкие марки.
— Буржуями станем, — пошутил Курт, без особого интереса прочитав сумму, в которую оценивалось их нынешнее состояние.
— Надо хоть посмотреть, как там и что, — решила Варвара Степановна, — я эти края только в войну и видела. Красиво там было, несмотря на бомбежки.
Сказано — сделано. Мать всегда была легка на подъем, легче даже, чем сам Курт. Вечером она решила ехать, а ночью он уже вез ее в аэропорт. Тогда, конечно, не подозревая о том, что целый год пройдет прежде, чем они снова встретятся.
И вот, поглядите, чем обернулась шутка о буржуях. Трехэтажным домом, не домом даже — целым дворцом с садом, внутренним двором, каминами и паркетом. Мать писала о том, что дом их самый большой в городе, но уж чтобы настолько!