— Познакомиться с ним я хочу, потому что он стал мне интересен, — ответил Курт после паузы. — А узнал я кое?что странное, если не сказать пугающее. В 1477 году некий бастард, сын одного из славянских государей, был предательски убит. Поскольку он был хоть и наследник, но незаконнорожденный, судьба его не слишком взволновала общественность, тем более что и престол?то давно был занят представителем совсем другой династии. Однако же то, что погиб княжич от рук людей, считавшихся его друзьями, и при содействии своей невесты, вызвало некое оживление. Даже в те суровые времена такие выверты шокировали публику. К тому же семейка изрядно разбогатела. Я не буду называть имен, сейчас они уже не имеют значения. Интересно другое: спустя семь лет, убийцы — вся семья, включая бывшую невесту, к тому времени, разумеется, уже замужнюю даму, а также ее мужа и троих детей — были уничтожены. Они жили в разных областях страны, но погибли почти одновременно, так что смерть их списали на дело рук нечистого. Точнее… не погибли. Их начали убивать примерно в одно и то же время, а обнаружили всех, кроме нашей дамы и детишек, еще живыми. Правда, с травмами, не совместимыми с жизнью. Кто?то посадил их на кол. По примеру другого славянского государя, о подвигах которого в те времена уже ходили легенды.
— Ты смеешься? — тихо спросила Элис. — На кол сажал граф Дракула. Его же не было на самом деле. Он вампир.
— А вампиров не бывает?
— Не бывает. Что случилось с невестой?
— Внешне — ничего. Но весь ее, прости за натурализм, ливер стал золотым. А самое неприятное то, что люди ее не похоронили, ее растащили по частям, переплавили и, видимо, распродали.
— Господи Иисусе… — пробормотала Элис.
Он вампир.
— А вампиров не бывает?
— Не бывает. Что случилось с невестой?
— Внешне — ничего. Но весь ее, прости за натурализм, ливер стал золотым. А самое неприятное то, что люди ее не похоронили, ее растащили по частям, переплавили и, видимо, распродали.
— Господи Иисусе… — пробормотала Элис. — Это, по?моему, чересчур даже с учетом обстоятельств. Подожди, а детей что, тоже — на кол?! Они же маленькие…
— Я так понимаю, ты имеешь в виду не техническую, а моральную сторону проблемы?
— Курт, как ты можешь смеяться?
— Детей он сначала убил, а уж потом… н?да. Ты не приняла так близко к сердцу его признание в том, что детей убивают и сейчас. Он же рассказывал тебе об этом, мол, мы убиваем тела, но не души. Души бессмертны. Элис, Драхен мстил за предательство, и мстил в духе своего времени, а время было жестокое — уж об этом?то ты должна знать. Я полностью понимаю его и оправдываю, надеюсь, ты — тоже. Какие?нибудь твои поступки могут показаться нашим потомкам через пять столетий не менее чудовищными. Речь не об этом, а о том, что он с тех пор не изменился. Что бы там между вами не происходило, будь осторожнее. Средневековая мораль, простая с виду, на деле очень сложна, и не дай бог нарушить какое?нибудь правило. Ты, я надеюсь, еще ничего ему не обещала?
— Н?нет…
— Ни в коем случае не клянись ему ни в чем, и ничего не обещай.
— Подожди, Невилл что — мертвый?!
— Живее, чем ты или я. Он стал бессмертным.
— Не?мертвым?
— Элис! — рявкнул Курт. — Ты можешь думать о чем?нибудь, кроме фильмов с Лугоши? Я тебе еще раз повторяю: Драхен — личность во многих отношениях положительная, но со странностями.
— Ты думаешь, я в этом сомневаюсь? — Элис аккуратно поставила чашку на блюдце. — Он лучше всех, кого я знаю.
Она могла бы добавить еще, что верит Невиллу, как верят в Бога, могла бы рассказать о пяти прошедших днях, о могуществе и человечности, о бесконечной доброте и понимании, о любви… но побоялась не найти правильных слов. А Курт — не Невилл, он не умеет видеть душу.
О чем тут говорить? Слова все только испортят. Ее принца предали и убили, а он отомстил за себя — это же так понятно! Крылатый способен на чудовищную жестокость, — так сказало Солнце…
Неужели — то самое солнце, что скоро уйдет за невидимый горизонт?
Элис захотелось прямо сейчас отправиться на Змеиный холм, увидеть принца, сказать ему, спросить…
Его убили люди, которым он верил.
— Ему было шестнадцать лет, — серьезно произнес Курт, — намного меньше, чем тебе или мне.
— Ты что, мысли читаешь?
— У тебя они на лице написаны. Но, знаешь, я думаю, в жалости Змей не нуждается. У него было пятьсот лет на то, чтобы жалеть себя в свое удовольствие.
Да, все правильно. Ее романтическая любовь — детская, придуманная: рыцарь из тьмы и теней, у ее бога черные крылья. А вот и нет! Элис и не хотела, а улыбнулась, вспоминая безлунную ночь, блистание крыльев и россыпи алмазных искр от призрачных перьев.
И все же, что?то было не так, что?то она забыла, важное, или не очень…
Хотя, раз забыла, значит, не стоило и помнить. И к замку идти сейчас не имеет смысла — закат наступит часа через два. Крылатый говорил об этом, говорил, что прячется от заката и от рассвета, и он не отражается в зеркалах, и, странно, как можно было не заметить, что у него нет тени?
— Как ты сказал? — переспросила она. — Как ты назвал Кощея?
— Андэдом. Это, Элис, такое американское слово.
— На каком языке мы говорим?