— Как ты это делаешь?
— Не знаю.
— Тогда ничего.
— Я же вам говорю: началась война, — бубах съехал по спинке сиденья и снова уселся на корточки, — брэнин поднял своих лиилдур, гиолли и лонмхи, и позвал народы Сумерек… стихии по?вашему, то есть, натура… природа. Они ушли на Межу, и здесь их нет. Брэнин воюет с Сияющей?в?Небесах. Он победит и все вернутся.
— А если победит не брэнин? — зачем?то поинтересовался Курт, хотя важно сейчас было совсем другое.
— А кто тогда? — не понял бубах.
Бантару сбежал, если можно назвать бегством вялое подергивание светящегося облака, старающегося просочиться сквозь землю — Талау была безжалостна и не принимала лишенного плоти врага. Змей в последний раз ударил хвостом по уже поверженному противнику. Смысла в этом не было: что ему сделается, бесплотному, но надо было выплеснуть остатки боевого пыла. Хорошая драка, отличный поединок — ревнители традиций могут быть довольны.
Бантару вновь задали трепку, и снова Свет Владычицы восстанет к жизни. Этого у него не отнимешь.
Этого у него не отнимешь. Владыка Темных Путей мог бы уничтожить Быка раз и навсегда. Жемчужный Господин тоже способен на такой подвиг, а Представляющему Силу, увы, остается вытирать с когтей светящуюся кровь, да позволить ласковой Иск, хозяйке вод, смыть с чешуи жгучий яд, пока развоплощенный враг уползает под защиту своей бонрионах.
И все?таки, неплохо. Такие поединки, пусть бессмысленные, вдохновляют солдат. Одно дело знать, что Крылатый не только полководец, но и боец, и совсем другое — лишний раз убедиться в этом. Положа руку на сердце… Змей взглянул на страшные лапы в броне чешуи, на когти длиной с двуручный меч, клацнул зубами и принял вид смертного. Положа руку на сердце, стоит признать, что драться вообще приятно. Когда — сам. Один на один. Драться и побеждать. Да?а.
Он удовлетворенно вздохнул, улегся в траву и закурил, глядя в чистое небо. Позади еще одно сражение, в войнах смертных его назвали бы решающим, но Полдень и Полночь не могут заключить мира, а значит, передышка будет недолгой. Ровно такой, чтобы враг не успел перегруппироваться, но уже поверил в отсрочку неизбежного. По?настоящему решающим станет бой, в котором погибнут все, кто может быть убит. Останутся Владычица, Бантару и Светлая Ярость.
Еще Гиал, но он «мертв» и сидит в драконьем замке, а Госпожа Лейбкосунг трется об ноги Единорога, напрашиваясь на почесывание за ухом и, может быть, на кусок куриной печенки. Для кошки ничего более святого нет, ей хоть Единорог, хоть Люцифер, а извольте гладить и кормить. Иначе обидится.
Сигаретный окурок рассыпался в прах, едва коснувшись травы. Талау — ужасная аккуратистка. Принц поднялся, расправляя крылья, взлетел в небо, принимая змеиное обличье. Чешуя сверкнула морозной синью в лучах уходящей на покой Бео, и такое же алое пламя вырвалось из клыкастой пасти. Пора! Межа свободна от Полудня, теперь нужно гнать врага через Лаэр и убивать, убивать, пока последние выжившие не попытаются найти спасение у престола Сияющей. А там их можно будет накрыть одним ударом.
Идея разузнать у матери, что происходит в городе, уже не казалась Курту удачной. Мама знала что?то наверняка, но если не рассказала, значит думала, что у нее есть на то причины. И расспросы повлекут за собой объяснения, возможно, неприятные, а сейчас Курту меньше всего хотелось неприятных объяснений с матерью. Потом. Позже. Когда станет поспокойнее и можно будет взглянуть на происходящее ее глазами, когда появится возможность судить хоть сколько?нибудь объективно. Нет, не судить, а рассуждать.
— Где они могут держать ее? — Вильгельму не давала покоя тревога за Элис. О себе бы подумал — это ведь он приехал в Ауфбе перед самым полнолунием, и это он не может уехать отсюда.
— В церкви где?нибудь… Бубах, ты знаешь, где твоя госпожа?
— Не знаю, — угрюмо ответил дух, — я ее не вижу, ее спрятали.
Он выскользнул из машины прямо сквозь дверцу, у калитки обернулся:
— Про кота не забудь.
— Не забуду, — обещал Курт.
И они поехали обратно на Соборную площадь.
Оставив машину прямо на подъездной дорожке особняка, прошли через площадь к высоким воротам собора. Курт предлагал дождаться окончания службы в саду, чтобы не привлекать к себе внимания, но Вильгельм, досадливо поморщившись, объяснил «господину стратегу», что когда люди валом повалят из храма через площадь, в такой толпе затеряется не только пастор Вильям, но и лейб?гвардейский кавалерийский полк. Насчет кавалерии он, пожалуй, преувеличил, но двигаться навстречу людскому потоку — дело и вправду малоприятное.
— Тогда уж пойдем через кладбище, — решил Курт.
Служба казалась бесконечной, или не казалась, а затянулась, в связи с предстоящим праздником или со вчерашней непогодой, или с сегодняшним «субботником»?
— Держи, комсомолец, — Вильгельм достал из сумки знакомый ПП в наплечной кобуре, — умеешь такую пристегивать?
— Слушай ты, экстремист, — зашипел Курт, — в кого ты стрелять собрался, здесь же люди?
— Элис то же самое спрашивала за полчаса до того, как нас чуть не съели, — вполголоса напомнил капитан.
От тона, которым были сказаны эти слова, в воздухе ощутимо похолодало: — Придется — будем стрелять по людям, — он молча сунул в нагрудные карманы целинки [66] Курта две запасные обоймы и добавил уже мягче: — Без крайней нужды ствол не доставай. Но если уж я открою огонь, значит, нужда самая крайняя. Есть в соборе предметы искусства?
— Есть.