Что-то коротко, резко хлопнуло.
Костер горел крошечной точкой света на фоне темного пейзажа. Луна еще не взошла, и лишь звезда затаенно сияла на горизонте.
— Она стала круглой, — заметила Бетан. — И похожей на крохотное солнышко. Наверное, с каждым днем она становится все горячее и горячее.
— Не надо, — сказал Ринсвинд. — Как будто мне больше беспокоиться не о чем.
— Вот чего я не понимаю, — вмешался Коэн, которому в это время массировали спину, — так это как они ваш поймали, што мы ничего не ушлышали. Мы бы вообще ничего не ужнали, ешли бы твой Шундук не начал прыгать вокруг наш.
— И скулить, — вставила Бетан. Все посмотрели на нее. — Ну, он выглядел так, будто скулил, — объяснила она. — Мне кажется, на самом деле он довольно милый.
— Ну, он выглядел так, будто скулил, — объяснила она. — Мне кажется, на самом деле он довольно милый.
Четыре пары глаз обратились на Сундук, который сидел по другую сторону костра. Тот поднялся и демонстративно отодвинулся назад, в темноту.
— Его не надо кормить, — сказал Коэн.
— Трудно потерять, — поддержал его Ринсвинд.
— Он преданный, — подсказал Двацветок.
— Вмештительный, — добавил Коэн.
— Но я бы не назвал его милым, — заключил Ринсвинд.
— Вряд ли ты продашь его, — протянул Коэн.
Двацветок покачал головой.
— Он этого не поймет.
— Да, не поймет. — Коэн выпрямился и закусил губу. — Видишь ли, я ишкал подарок для Бетан. Мы шобираемшя поженитьшя.
— И решили, что вы должны узнать об этом первыми, — сказала Бетан покраснев.
Ринсвинду не удалось поймать взгляд Двацветка.
— Что ж, это очень, э-э…
— Как только нам попадется город с каким-нибудь храмом, — продолжала Бетан. — Я хочу, чтобы все было как у людей.
— Это очень важно, — серьезно изрек турист. — Будь в мире побольше морали, мы бы не врезались во всякие звезды.
Пару секунд они обдумывали эту мысль.
— Это надо отпраздновать, — наконец объявил Двацветок. — У меня есть сухари и вода. У тебя еще осталась вяленая конина?
— О, хорошо, — слабо кивнул Ринсвинд и отозвал Коэна в сторону.
С подстриженной бородой и в темную ночь старик спокойно мог сойти за семидесятилетнего.
— Это, э-э, серьезно? — спросил волшебник. — Ты правда собираешься на ней жениться?
— Конечно. А ешть какие-нибудь вожражения?
— Нет, разумеется, нет, но… Ей ведь семнадцать, а тебе, тебя, как бы это сказать, можно отнести к пожилым.
— Хочешь шкажать, пора оштепенитьшя?
Ринсвинд попытался подыскать более верные слова.
— Ты на семьдесят лет ее старше, Коэн. Ты уверен, что…
— Жнаешь ли, я уже был женат раньше. Память меня еще не подводит, — с упреком заметил Коэн.
— Нет, я имею в виду, ну, я имею в виду физически, суть в том, как насчет, ну, понимаешь, разница в возрасте и все такое прочее, это ведь вопрос здоровья и…
— А-а, — медленно протянул Коэн. — Понимаю, куда ты клонишь. Трудно будет. Я не рашшматривал это ш такой точки жрения.
— Да, — выпрямляясь, подтвердил волшебник. — Что ж, этого только следовало ожидать.
— Жадал ты мне жадачку, нечего шкажать.
— Надеюсь, я ничего не напортил.
— Нет-нет, — неопределенно отозвался Коэн. — Не ижвиняйшя. Ты был прав, што укажал мне на это.
Он повернулся и посмотрел на Бетан, которая помахала ему рукой, а потом взглянул на свирепо сияющую сквозь туман звезду.
— Опашные шейчаш времена, — в конце концов сказал он.
— Точно.
— Кто жнает, што принешет нам жавтрашний день?
— Только не я.
Коэн похлопал Ринсвинда по плечу.
— Иногда приходитшя ришковать. Не обижайшя, но я думаю, што мы вше-таки поженимшя, — он снова посмотрел на Бетан и вздохнул. — Будем надеятьшя, што она окажетшя доштаточно крепкой.
Около полудня следующего дня они въехали в обнесенный глиняными стенами городок, раскинувшийся в окружении все еще свежих и зеленых полей. Из города валом валил народ.
Мимо путников, громыхая, катились огромные телеги. Вдоль бровки дороги лениво брели стада коров. Старушки несли на спинах свое домашнее имущество и целые стога сена.
— Чума? — поинтересовался Ринсвинд, останавливая какого-то человека, толкающего битком набитую детьми ручную тачку.
Тот покачал головой.
— Звезда, приятель. Ты что, на небо не смотришь?
— Смотрю.
— Говорят, она врежется в нас в свячельник, и тогда моря закипят, страны Плоского мира распадутся, короли будут низвергнуты, и города станут как озера стекла, — объяснил человек. — Я ухожу в горы.
— А что, это поможет? — с сомнением спросил Ринсвинд.
— Нет, но вид оттуда лучше.
Ринсвинд вернулся к остальным.
— Все боятся звезды, — сообщил он. — По всей видимости, в городах почти никого не осталось. Жители напуганы ею.
— Я не хочу ничего сказать, — заметила Бетан, — но вам не показалось, что сейчас не по сезону жарко?
— Как раз то, о чем я говорил прошлой ночью, — откликнулся Двацветок. — Очень жарко, подумал я.
— Подожреваю, шкоро штанет еще жарче, — вмешался Коэн. — Пошли в город.
Они ехали по гулким улочкам и не видели вокруг практически ни одной живой души. Коэн, который не переставал вглядываться в вывески торговцев, наконец придержал лошадь и сказал:
— Как раж то, што я ишкал. Вы ежжайте в храм, а я ваш шкоро догоню.
— Ювелир? — спросил Ринсвинд.
— Это шюрприж.
— Мне не помешало бы новое платье, — заявила Бетан.