Его глаза сфокусировались на присутствующих. Губы беззвучно зашевелились.
— Это был поистине странный… сон, — проговорил он. — Что это за место? Почему я здесь?
— Ну, — начал Коэн, — кое-кто утверждает, што Шождатель Вшеленной вжял горшть глины и…
— Нет, я имею в виду здесь, — перебил его Двацветок. — Это ты, Ринсвинд?
— Да, — ответил Ринсвинд за отсутствием доказательств обратного.
— Там были… часы, которые… и эти люди, что… — Двацветок потряс головой. — Почему так воняет лошадьми?
— Ты заболел, — сказал Ринсвинд. — У тебя начались галлюцинации.
— Да… наверное, да, — Двацветок посмотрел на свою грудь. — Но тогда откуда у меня…
Ринсвинд вскочил на ноги.
— Извините, здесь очень душно, я пойду подышу свежим воздухом, — он сорвал с шеи Двацветка ремешок иконографа и бросился к выходу из юрты.
— Лично по мне так нормально, — удивилась Бетан.
Коэн пожал плечами.
Ринсвинд успел отбежать от юрты на несколько шагов, прежде чем иконограф начал пощелкивать. Из коробки очень медленно вылезла последняя картинка, которую сделал бес.
Ринсвинд схватил ее.
То, что было на ней изображено, даже средь бела дня ввергло бы человека в ужас. В леденящем свете луны, подкрашенной багровым огнем зловещей новой звезды, эффект был неописуемым.
— Нет, — негромко сказал Ринсвинд. — Все было не так, там был дом, девушка и…
— Ты видишь то, что видишь ты, а я рисую то, что вижу я, — заявил чертик из своей дверцы. — То, что вижу я, реально. Меня специально готовили. Я вижу только то, что существует на самом деле.
Какая-то темная тень двигалась по похрустывающему насту в их сторону. Это был Сундук. Ринсвинд, который в обычных обстоятельствах испытывал к нему ненависть и недоверие, внезапно почувствовал, что этот ящик — самая освежающе нормальная вещь, которую он когда-либо видел.
— Я смотрю, тебе-таки удалось выбраться, — заметил он.
Сундук задребезжал крышкой.
— Хорошо, но что видел ты? — поинтересовался волшебник. — Ты-то оглянулся?
Сундук ничего не ответил. Некоторое время они стояли молча, словно два воина, бежавшие с места побоища и остановившиеся, чтобы перевести дух и прийти в себя.
— Пойдем, там внутри горит костер, — наконец сказал Ринсвинд.
И протянул к Сундуку руку, чтобы потрепать его по крышке. Сундук раздраженно захлопнулся, едва не отхватив ему пальцы. Жизнь снова вошла в нормальную колею.
Рассвет следующего дня был ясным, безоблачным и холодным. Небо превратилось в голубой купол, прикрепленный к белой простыне мира, и производимое им общее впечатление своей свежестью и чистотой напоминало бы рекламу зубной пасты, если бы не розовая точка на горизонте.
— Теперь ее видно даже днем, — сказал Коэн. — Што это такое?
Он устремил на Ринсвинда пристальный взгляд. Волшебник покраснел.
— Почему все сразу на меня смотрят? Я понятия не имею, что это такое. Может быть, комета или что-то вроде.
— И мы все сгорим? — спросила Бетан.
— Откуда мне знать? В меня кометы пока не врезались.
Они вереницей ехали по сверкающему снежному полю. Конное племя, которое, судя по всему, относилось к Коэну с глубоким уважением, снабдило их лошадьми и указаниями, как добраться до реки Смарл, что в сотне миль к Краю, где, по расчетам Коэна, Ринсвинд и Двацветок могут найти корабль, который доставит их к Круглому морю. Герой также сообщил, что поедет с ними, подлечить свои ознобыши.
Бетан тут же заявила, что она тоже едет — на тот случай, если Коэну понадобится растереть спину.
Ринсвинд смутно ощущал, что тут что-то заваривается. Во-первых, Коэн сделал попытку расчесать бороду.
— Похоже, ты произвел на нее впечатление, — сказал волшебник.
Коэн вздохнул.
— Эх, будь я лет на двадшать моложе, — с сожалением протянул он.
— Ну?
— Мне было бы шештьдешят шешть.
— Ну?
— Мне было бы шештьдешят шешть.
— И что с того?
— Ну… как бы тебе шкажать? Будучи молодым и завоевывая шебе имя в этом мире, я предпочитал рыжеволоших и пылких женщин.
— А-а.
— Но потом я штал немного поштарше и начал ишкать шебе женщин ш белокурыми волошами и глажами, в которых шветитшя жижненный опыт.
— О-о? Да?
— А жатем я штал еще немного штарше и оценил доштоинштва женщин ш темными волошами и жгучим темпераментом.
Он умолк. Ринсвинд ждал.
— Ну и? — в конце концов не выдержал волшебник. — Что дальше? Что ты ищешь в женщинах сейчас?
Коэн обратил к нему взгляд своего слезящегося голубого глаза.
— Терпение, — ответил он.
— Поверить не могу! — воскликнул голос за спиной. — Я еду вместе с Коэном-Варваром!
Это был Двацветок. С раннего утра — с тех самых пор, как он обнаружил, что дышит одним воздухом с величайшим героем всех времен, — он вел себя, будто обезьяна, которой вручили ключ от банановой плантации.
— Он, шлучайно, не иждеваетшя? — спросил Коэн у Ринсвинда.
— Нет. Он всегда такой.
Коэн повернулся в седле. Двацветок улыбнулся ему сияющей улыбкой и гордо помахал рукой. Коэн повернулся обратно и крякнул от боли.
— У него што, глаж нет?
— Есть, только видит он не так, как другие. Можешь мне поверить. Я имею в виду… ну, помнишь юрту Конного племени, в которой мы провели прошлую ночь?
— Да.
— Лично я счел, что она несколько темновата и засалена. Да и воняло от нее, как от очень больной лошади.