— А-а, — отозвался Ринсвинд. — Ладно.
Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров вокруг головы волшебника.
Он стоял не шевелясь, застыв как каменный. Даже его глаза были неподвижны.
— Извините, — наконец сказал он.
— Да?
— А который из них тис?
— Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.
— Ага, вижу. Еще раз спасибо.
Он не шелохнулся. В конце концов голос непринужденно осведомился:
— Могу я еще чем-нибудь помочь?
— Ты ведь не дерево, правда? — спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя прямо перед собой.
— Не дури. Деревья не разговаривают.
— Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с деревьями. Ну знаешь, как бывает…
— Нет. Я валун.
В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось.
— Прекрасно, прекрасно, — медленно произнес волшебник. — Что ж, пойду собирать луковицы.
— Приятного аппетита.
Он осторожно, с достоинством прошагал вперед, разглядел в подлеске несколько сбившихся в кучку волокнистых белых штуковин, осторожно выдернул их и обернулся.
Неподалеку лежал валун. Но здесь повсюду были раскиданы валуны — кости Диска подходили в этом месте очень близко к поверхности.
Ринсвинд пристально посмотрел на тисовое деревце — а вдруг это все-таки оно разговаривало? Но тис, ведущий весьма уединенную жизнь, ничего не слышал о Ринсвинде — спасителе деревьев. К тому же он спал.
— Если это ты, Двацветок, то я с самого начала знал, что это ты, — сказал Ринсвинд.
В надвигающихся сумерках его голос прозвучал неожиданно отчетливо и очень одиноко.
Ринсвинд припомнил единственный факт, который он точно знал насчет троллей, а именно: под лучами солнца нормальный тролль превращается в камень, так что всякий, кто нанимает этих существ на дневную работу, должен потратить целое состояние на защитный крем.
Но если подумать, нигде не говорилось о том, что с ними происходит, когда солнце садится вновь…
Последние струйки дневного света покинули окружающую местность. И Ринсвинду внезапно показалось, что вокруг него слишком много валунов.
— Он ужасно долго возится с этими луковицами, — заметил Двацветок. — Как ты думаешь, может, стоит пойти поискать его?
— Волшебники могут шами пожаботитьшя о шебе, — отозвался Коэн. — Не бешпокойшя.
Он поморщился. Бетан подстригала ему ногти на ногах.
— Вообще-то, он не такой уж хороший волшебник, — продолжал Двацветок, придвигаясь поближе к огню. — Я бы не сказал ему это в лицо, но… — он нагнулся к Коэну. — На самом деле я ни разу не видел, чтобы он творил чары.
— Так, давай другую, — распорядилась Бетан.
— Это очень мило ш твоей штороны.
— У тебя были бы довольно симпатичные ноги, если бы ты за ними ухаживал.
— Я теперь шгибаюшь не так хорошо, как раньше, — застенчиво признался Коэн. — В моей работе не чашто вштречаешь можольных операторов. На шамом деле это жабавно. Я вштречал школько угодно жмеепоклонников, бежумных богов, военачальников — но ни одного можольного оператора. Впрочем, на шамом деле это выглядело бы нелепо — Коэн Против Можольных Операторов…
— Или Коэн и Педикюрши Смерти, — подсказала Бетан.
Коэн закудахтал.
— Коэн и Безумные Дантисты! — расхохотался Двацветок.
Коэн резко захлопнул рот.
— А што в этом шмешного? — осведомился он, и в его голосе прозвучали сжатые кулаки.
— О-о, э-э, ну, — замялся Двацветок. — Видишь ли, твои зубы…
— Што жубы? — рявкнул Коэн.
Двацветок сглотнул.
— Я не мог не заметить, что они, э-э, пребывают в иной географической точке, нежели твой рот.
Коэн бросил на него свирепый взгляд, но потом его плечи опустились, и знаменитый герой показался Двацветку очень маленьким и старым.
— Ну да, это правда, — пробормотал он. — Я тебя не виню. Тяжело быть героем беж жубов. Неважно, што еще ты потерял. Тебе могут проштить даже отшутштвие одного глажа, но покажи людям рот, в котором одни дешны, и все ражом перештанут тебя уважать.
— Я не перестану, — пообещала верная Бетан.
— А почему бы тебе не завести новые зубы? — находчиво предложил Двацветок.
— Конечно, будь я акулой или кем-нибудь в этом духе, я бы непременно отраштил их шнова, — саркастически отозвался Коэн.
— Зачем? Их же можно купить, — объяснил Двацветок. — Постой, я покажу тебе… Э-э, Бетан, ты не могла бы отвернуться?
Он подождал, пока она не повернется к нему спиной, после чего поднес руку ко рту.
— Ну што, видишь? — спросил он.
Бетан услышала, как у Коэна перехватило дыхание.
— Ты можешь вытащить швои жубы ижо рта?
— О да. У меня их нешколько комплектов. Ижвини… — До Бетан донесся чмокающий звук, и Двацветок уже нормальным голосом продолжил: — Это очень удобно.
Самый голос Коэна излучал уважение — такое его количество, какое можно излучать, не имея зубов, что составляет примерно столько же, сколько и с зубами, но звучит гораздо менее внушительно.
— Еще бы. Когда они болят, ты их прошто выташкиваешь, и пушкай шебе болят, школько вждумаетшя, да? Это мигом научит паршивцев уму-ражуму, пошмотрим, как им понравитшя болеть в гордом одиночештве!
— Это не совсем так, — осторожно сказал Двацветок. — Эти зубы не мои, они просто принадлежат мне.
— Ты вштавил в рот чьи-то чужие жубы?
— Нет, их для меня сделали. Там, откуда я приехал, у многих людей есть такие зубы, это…